От неожиданности я вытаращился на неё и почувствовал, как заколотилось моё сердце и что-то сжало грудь.

– Я не узнаю Вас, – сказал я, определённо заключив, что это самая милая и соблазнительная женщина, из встречавшихся мне когда-либо.

Она громко засмеялась:

– Вы так уверены в этом? Я – Прима Палат.

_________________________________

Первым желанием, возникшим при звуках её имени, было выразить восхищение от неожиданного превращения в настоящую красавицу, однако, заглянув в её залитые лунным светом глаза, я передумал, осознав признание очевидного ошибкой.

Мы провели на балюстраде около часа. Неожиданная метаморфоза выбила меня из седла. Я отчётливо понимал разницу между нами. Она была сдержанна со мной, но отнюдь не скучна. Мы беседовали на посторонние темы – о вечеринке, о гладиаторах, о гостях, о деликатесах и о славной ночи. Меня к тянуло к ней. Я не мог оторвать от неё глаз. Я не мог поверить себе, что это нежное создание и девушка, которую я встретил в порту – один и тот же человек. Это было похоже на пьяный морок, но было правдой.

Неожиданно, прервав нашу чрезмерно чопорную беседу, она спросила просто:

– Вы прибыли на октофоре?

– Да. А что?

– Сможете отвезти меня домой?

– Как?! Сейчас? – воскликнул я разочарованно – вечеринка снова оживится немного погодя. Ещё не выступали акробаты!

Её синие глаза пытливо и тревожно всмотрелись в мои.

– Прошу прощения. Я не хотела уводить Вас. Я лишь воспользуюсь Вашим октофором.

– Ну что Вы! Если Вам, действительно, надо уйти, я с удовольствием составлю вам компанию! Мне казалось, Вам тут по душе.

Она накрыла плечи паллой и улыбнулась:

– Где наш октофор?

– В конце улицы – под белым паланкином.

– Там и встретимся.

Она отошла, сделав мне знак, чтоб я не следовал непосредственно за ней. Я понимал – нас не должны видеть вместе. Слишком разного полёта птицы.

Проводив её взглядом, я в два глотка осушил оставленную Примой чашу. Неожиданно у Феликса и Примы Палат появились общие тайны. Неожиданно для себя я отметил заметное дрожание моих пальцев рук. Немного выждав, чтоб успокоить дрожь, я прошёл через огромный триклиний, набитый возлежащими гостями. Не пытаясь попрощаться с Марцеллом и хозяином домуса, я спустился вниз и направился по протяжённой подъездной аллее к октофору с белым палантином. Где. Меня. Ждала. Прима. Палат.

– К инсуле Дианы.

За всю дорогу она ни разу не заговорила со мной, чему я был даже рад, поскольку волнение моё усилилось от её близости, от запаха мускуса, исходившего от её тела.

– Остановите здесь, – приказала она лектикариям.

Носильщики остановились по общей команде плавно опустили лектику на землю, я вышел, отодвинул покров паланкина и подал Приме руку. Опершись на неё, она тоже вышла и осмотрела безлюдную ночную улицу.

– Подниметесь ко мне? Мы найдём общую тему для разговора.

Я ни на мгновение не забывал, чья она дочь.

– Я бы с удовольствием, домина, но, уже поздно, может, не стоит? – ответил я. – Не хочется никого беспокоить.

– Мы никого не побеспокоим, у таберны же отдельный вход.

Я испытывал огромную неловкость от того, что посещаю жилище такой девушки в столь поздний час. Я представил, что бы сказал Лев Палат, если бы узнал, что я входил в жилище его дочери после захода солнца.

Моя судьба была в руках Палата. Одно его слово – и я нищий. Резвиться с его дочерью для меня столь же опасно, как играть с дикой львицей. Мы поднялись по лестнице и незаметно вошли в жилище, состоящее из трех комнат. Она провела меня в гостиную, освещённую масляными лампадами и украшенную цветочными гирляндами.

Она бросила паллу на резные подлокотники бизеллиума и подошла к столу: