Много чего.

Опустив глаза, она увидела большой цветочный горшок, стоящий в тени под крыльцом. Должно быть, это горшок из письма – тот, под которым ключ от двери.

Неуверенно ступая вперед, Холли поборола приступ волнения и отодвинула горшок. Ключ лежал там, ярко блестя на каменной плитке.

Что, если дом весь в грязи и кишит тараканами?

Что, если одежда тети до сих пор пахнет ею?

Что, если сейчас откроется дверь в прошлое, которое она не готова увидеть?

Ее рука дрожала, когда она протянула ключ к замку. С тихим щелчком дверь открылась, и Холли оказалась в доме.

Когда она включила свет, первым пришло чувство облегчения от того, что она ощутила запах дезинфекции, а не гнили. Ушел и страх попасть в рай барахольщика, потому что пространство, насколько она успела рассмотреть, оказалось достаточно свободным от вещей.

Положив сумку рядом, Холли глубоко вдохнула и прошла дальше. Она чувствовала себя взломщиком. Мозг повторял, что теперь это ее дом и здесь можно себя чувствовать как дома, но сердце продолжало усиленно пробивать себе дорогу через ребра. Это был чей-то дом, человека, который знал ее, но оставался для нее абсолютным чужаком. Сейчас, когда она уже вошла сюда, это казалось абсолютно невероятным. Слишком много и сразу нужно было осознать, и Холли почувствовала, как в глазах поплыли черные круги.

Отчаянно оглянувшись в поисках чего-нибудь, чтобы опереться, она увидела открытое пространство, в котором стоял стол со стульями, диван, покрытый желтым пледом, низкий кофейный столик и большая ваза с розовыми цветами.

Что, черт побери, здесь делает ваза с цветами?

Кто-то должен быть в доме. Кто-то поставил здесь цветы.

Холли пошатнулась и ухватилась за спинку дивана. Ее дыхание сбилось, а холодный пот заструился по спине, ладони вспотели. Она пыталась сконцентрироваться в окружившем ее тумане и снова взглянула на букет. Цветы были очень красивыми, и, глядя на них, она пришла в себя. Ощущение, что она вторглась в чужое жилище, жгло кожу, как волдыри от ожога, она собралась с силами и выбежала через заднюю стеклянную дверь, прикрытую тонкой красной занавеской.

Площадка на заднем дворе была вымощена большими, квадратными бежевыми и белыми камнями. Несколько терракотовых камней создавали небольшую стенку с правой стороны. В конце каменной площадки виднелась небольшая стенка, похожая на ту, что она видела на дороге, а за ней начинался крутой обрыв, скрытый густой зеленью деревьев. Холли видела верхушки деревьев, которые, очевидно, пустили корни вниз по склону. Пройдя через площадку, наслаждаясь свободой, она поднялась на стенку, и у нее перехватило дыхание – прямо под ней, как бесконечная голубая ткань, простиралось море. Это выглядело потрясающе.

Холли стояла на верху стены бесконечно долго, впитывая успокаивающую энергию моря и вслушиваясь в мягкое жужжание насекомых на деревьях.

Она знала, что нужно вернуться в дом. Встретить то, что ее ждет в шкафах и под кроватями, столкнуться лицом к лицу с непроходящим чувством дежавю, которое не покидало ее с момента прилета.

Бывала ли она здесь раньше? Она об этом не задумывалась, но, вероятно, бывала. Она отчетливо ощущала нечто незнакомое, что было невозможно игнорировать, – настойчивые шепоты из самых глубоких и самых забытых уголков ее памяти.

«Я видела тебя каждый день, пока тебе не исполнилось пять», – написала Сандра в своем письме. Холли подумала, что тетя пишет о времени, проведенном в Англии, но, похоже, все было не так просто. Если мама хранила макет этого дома столько лет, скорее всего, она приезжала сюда – может быть, даже жила здесь. Вероятно, и Холли здесь жила.