Я открыл брезент и посмотрел на богатство, которое мне досталось от щедрот правительства Российской Федерации, – ранее было недосуг. Оказалось довольно-таки негусто: пара минометов, пара пулеметов Калашникова, две снайперских винтовки, с десяток АК-74, аптечки, портативные рации, несколько пистолетов, бронежилеты, каски… Но главное, было несколько десятков мин к минометам, целая стопка цинков с патронами (судя по маркировке, в основном для АК, но и для снайперок тоже были), гранатометы – «Мухи» и РПГ с боеприпасом, – а также гранаты и даже толовые шашки.

Капля в море, конечно, подумал я, но повоюем. При всем моем уважении к латыни и римской культуре, дохлый Катон мне очень даже напоминал дохлого же Маккейна из моего времени, а политика Рима до боли напомнила таковую той самой страны, где я провел часть своей юности. Тогда я и пообещал себе, что сделаю все, чтобы Карфаген не был разрушен. И неожиданно для самого себя спросил у Ханно:

– А как называется Карфаген на вашем языке?

– Карт-Хадашт. Это означает «Новый город». Первым городом в этих местах, основанным переселенцами из финикийского Тира, стала Ытикат, которую римляне именуют Утикой. Но расположение Карт-Хадашта оказалось намного более удачным, и Новый город стал нашей столицей.

Значит, подумал я, Новгород, а Утика – что-то вроде местной Ладоги.

– Римляне вроде высадились именно в Утике? – припомнил я историю Третьей Пунической войны, которую, если честно, знал весьма отрывочно.

– Именно так, – с грустью сказал Ханно. – Их шофеты – так называются верховные правители – перешли на сторону врага в обмен на обещание, что горожанам сохранят все их права и привилегии, а их Совет старейшин просто поставили перед фактом. Тогда наш Совет послал к римлянам делегацию, которая умоляла их заключить мир, пообещав им практически любые уступки. Их консул Луций Кальпурний Пизон Цезоний[8] потребовал, чтобы мы передали им все наше оружие и все боевые корабли, сказав, что этого будет достаточно для достижения мира. Большинство нашего Совета на это согласилось.

– И это ничего не дало.

– Нам – ничего. Я уже знал, что римлянам доверять в таких делах нельзя, проголосовал за войну – и оказался прав. Римляне оружие взяли, но выставили новые условия – разрушить город и где-нибудь основать новый, но не ближе чем за десять римских миль от берега, а это около пятидесяти тысяч шагов. Это означало бы конец Карт-Хадашта. Тогда мы каким-то чудом восполнили то, что им отдали, и даже выиграли несколько битв – в море, на Тунесской лагуне и в Нефере. Но наши враги, так мне кажется, решили пока не вести активных действий, зато теперь всячески пытаются помешать нашей торговле с другими странами. А без торговли у нас в городе не хватит даже еды.

– Я готов помочь, чем смогу. А я кое-что могу.

– Кола, – чуть поклонился он, – это же не твоя война.

– Ханно, ты знаешь, для нас, русских, несправедливость – зло. Я мог бы, конечно, уйти к римлянам: мол, я ваш, буржуинский. – Слова «буржуинский», понятно, в латыни не было, и я его заменил на «любитель Рима». – Но я буду сражаться за вас, как смогу. И если надо, отдам свою жизнь. Лишь бы не было как…

Я хотел сказать «как в нашей истории», но вовремя остановился.

Ханно же посмотрел на меня и сказал:

– Кола, тогда нужно сделать вот что. Иностранец обязан получить пропуск в город, а особенно в Бырсат, иначе он не может оставаться за третьим периметром стен и в Бырсате на ночь. Тебя мы оформим как нашего гостя – это даст тебе право на пребывание внутри крепостных стен и в Бырсате в течение трех месяцев. Этот пропуск можно будет продлить.