Когда я служил срочную, меня назначили штатным снайпером взвода, и хоть я ни разу не участвовал тогда в боевых действиях, кое-чему все-таки научился. Конечно, винтовка у меня была другая, чем тогда, но «винторез» мне показали наши ребята в Сирии, и я примерно знал, как с ним обращаться.

Верхом же кататься я научился в детстве. Однажды к нам в Москву приехал двоюродный дедушка моей мамы, Захар Григорьевич. Почему-то я ему сразу же приглянулся, и он сказал маме: «Пришли его ко мне в станицу. Я сделаю из него настоящего казака». – «Да мы же иногородние, это ты потомственный казак».

Тогда я не знал, что значит «иногородние»; потом оказалось, что это те, кто приехал в станицу из других мест, и их потомки. Мой прадед был не просто иногородним – он был «хохлом», выходцем из Малороссии, что считалось еще хуже. Он рано умер, и прабабушка Мария вышла замуж за вдовца-казака Григория Андреевича. А дедушка Захар был его сыном от первого брака.

«Буденный тоже был иногородним, – усмехнулся тогда дедушка Захар. – И стал справным воином, любому казаку на зависть. А Николка мне, кажись, не чужой. Не бойся, ему понравится». Мама сначала не хотела соглашаться, но я долго канючил, и она наконец сдалась. Лето того года я запомню навсегда. Дедушка учил меня и верховой езде, и обращению с шашкой, и с нагайкой, и с арканом… И когда за мной приехала мама, она обомлела, настолько я выглядел здоровым и счастливым.

А вот на следующий год она прибыла чуть раньше и увидела, как я упражняюсь с острой шашкой. Как я ни пытался ей объяснить, что уже давно не резался, она сразу забрала меня домой, и поездки прекратились. Но умения, полученные в станице, помогли мне в фехтовании (хотя, конечно, кое от чего пришлось отучиться). Зато верхом с тех пор я ездил только однажды, когда моя подруга в Америке дала мне покататься. (Впрочем, она мне потом и просто «дала», но это уже совсем другая история.)

Но это, увы, было давно, и я не сразу смог даже забраться на коня. Да и к местному, с вашего позволения, седлу – это была, в общем-то, тряпка, наброшенная на спину коня, – я привык не сразу. А коня мне дали норовистого, и вначале он меня чуть не сбросил на землю. К моему счастью, я не понимал того, что мне кричали ротозеи по дороге: подозреваю, что это было не вполне лестно. А потом я приноровился, ведь дедушка Захар учил меня и езде на неоседланной лошади, и я довольно быстро вспомнил его уроки.

Как мне рассказал Ханно, портов в Карт-Хадаште было два. Основным портом являлся так называемый котон. Он состоял из длинной закрытой гавани для карт-хадаштских купцов, в конце которой находилась круглая часть с островом посередине. Именно здесь швартовались военные корабли, а на островке находился особняк, в котором в мирное время жил один из шофетов, в чью сферу ответственности входили порты и торговля.

Второй же порт предназначался для иностранцев, а также для тех из местных купцов, у кого не было денег на швартовку в котоне. Находился он восточнее и состоял из нескольких причалов и небольшой площадки перед ними, обнесенной стеной с двумя воротами. Первые вели через таможенный загон во второй периметр стен, к складам и рынку, вторые же, только для граждан Карт-Хадашта, – через другую таможню в основную часть города.

Я безнадежно отстал от Магона и его людей, но, следуя инструкциям, ехал по той самой дороге, ведущей к воротам, через которые я въехал в город. Увы, я не знал, как выглядит этот самый храм Мелкарта, и боялся спросить. И понял, что проскочил поворот, когда увидел стены и ворота, через которые въехал еще вчера. Хорошо, я догадался, что стены меня приведут к выходу из порта, и относительно скоро увидел, как через ворота в стене входил отряд Магона – точнее, то, что от него осталось.