– Господа, моя удача пришла!

И бросил кости. Раздался чей-то смех, чьё-то ворчание. Велев Дэзи ждать у выхода, я пошла через весь зал, провожаемая взглядами и неразборчивыми восклицаниями. Миро не посчитал нужным встать: развалившись на стуле, он разглядывал меня с таким же азартом, с каким следил за полётом кубиков.

– Ты соскучилась, любовь моя, – поздоровался он.

Смешки за столом.

– Мне нужна помощь.

– Что, силёнок не хватает справиться с подвязками на чулках?

Снова приступ всеобщего веселья. Ну что ж, я тоже умела в это играть.

– Подойди, выслушай меня, а после узнаешь, как быстро я сумею привязать тебя ими к спинке кровати.

Теперь смех звучал для меня. Миро неторопливо отъехал на стуле, хрустнул пальцами, повращал, разминая, плечи. Для других – сытый разленившийся кот. И только я заметила, как дёрнулся его кадык.

Миро подошёл вплотную и наклонил ко мне голову. В шумном зале нам не было нужны уединяться. Тихо, но чётко я доверила его уху всё, о чём тревожилась: гранд Ренфолд, Солль, аптекарь, никто не видел с утра… Чувствовал ли Миро, как за ширмой спокойного голоса бешено колотится моё сердце? Когда я замолчала, он приложил ладонь к моей груди и коротко усмехнулся уголком губ. После десяти секунд раздумий, он толкнул в плечо одного из игроков и приказал проводить нас с Дэзи домой. Забавно, как одинаково бесстрастно звучали все приказы нуррингорского капитана. «Доставь в целости, чтоб и пальцем не смел прикасаться». «Вставай» – перед пощёчиной, которая вновь собьёт с ног. «Расстегни платье. Медленнее…»

И все подчинялись. Наш провожатый – такой молодой, что остальные псы, должно быть, прозвали его щенком, – даже поклонился на прощание, когда мы с Дэзи переступили порог борделя. Следуя за ним по тёмным улицам, я не думала ни о дозорных на их ночной охоте, ни о межах, бесшумных тенях с пустыми глазницами. Не вспоминай межа перед сном, не вспоминай, не вспоминай… Какой уж тут сон?

Я мечтала о чуде. О таком, что лишь чародеям подвластно, или о простой человеческой удаче – я надеялась, что Солль ждёт нас дома. Однако в звёздном календаре сегодняшний день был, вероятно, записан днём несбывшихся надежд.

После безлюдных улиц я ожидала вернуться в пустой зал, но никто не разошёлся. Правда, ночь добавила картине «Ужин в борделе» жутковатой глубины. Сквозь щели темнота просачивалась в зал и поглощала смелые, пёстрые мазки. Вместе с темнотой в гости ходит незримый ветер, от которого дрожат свечные фитили, а ещё тишина…

Дэзи подсела к Норе и принялась шёпотом (по большому секрету) рассказывать ей о том, что нам удалось узнать.

Я села одна за свободный стол у окна. На нём осталась чья-то пустая чашка, уже холодная, но я сжала её ладонями. Не так давно, перед тем как показать мне остывающий труп моей первой в этом жизненном отрезке подруги, королевский судья спросил, почему мне есть дело. Я говорила о сострадании, но была в том ответе частичка лукавства. Эгоистично ли привязываться к людям – до боли крепко, – чтобы явственнее ощущать себя? Не знаю. Но Тея была моей подругой. А здесь теперь мой дом. Это моя Дэзи со светлой улыбкой и тёплыми бликами на волосах. Мои Нора и Мири… моя Лииса, которая не выучила наш язык, но притаилась, будто лучше всех всё чувствовала и понимала. И где-то там, снаружи, попала в беду моя Солль.

Чашка в руках треснула и рассыпалась осколками. Утром Гвин найдёт и будет долго с удивлением рассматривать их, а я о случившемся тут же забыла: у чёрного хода послышался требовательный стук.

Кто-то вздрогнул. Многие повскакивали с мест, но в тесный коридор вышла я одна. Весь путь между порывистым вздохом и судорожным выдохом, тридцать шагов между двумя ударами сердца. Едва я успела отодвинуть засов, как внутрь ввалился Миро с обмякшей Солль на руках.