– У меня теперь бабушка! – пробуя это прекрасное слово на вкус, произнёс он ликующим голосом. – Стоп, а вдруг бабушка Нюра при встрече меня не узнает? Она вообще в курсе, что я существую?

Мотя торопливо выстучал на клавиатуре своё новое сообщение, и на этот раз ответ от Степаниды пришёл немедленно. «Нюра давно тебя ждёт и обязательно признает, не сомневайся, – писала ему ведьма. – Отправляйся, мил человек, за своей новой судьбой, а меня бесплатно больше не тревожь!».

Когда Мотя немного успокоился, его принялось терзать любопытство. Что ещё за «территория расселения» и, особенно, "количество любовниц в зависимости от сезона"? Так и подмывало отправить ведьме ещё денег и попросить разъяснений, однако благоразумная бережливость как всегда победила. Согласно карте, дорога к только что обретённой бабушке предстояла дальняя, отпуск в ресторане придётся брать за свой счёт, опять же следовало привезти родственнице подарки. Поэтому Мотя отключил свой ноутбук и постарался уснуть, хотя после таких новостей сделать это было нелегко.

Зато сон потом пришёл самый любимый. Разлилось и потянулось до самого горизонта зыбкое и прекрасное в своём уединении пространство. Заиграли солнечные блики на поверхностях мочажин, водяных впадин между пушистыми кочками, замелькали в воздухе стремительные стрекозы, а сам Мотя вдруг стал маленьким мальчиком. Которому очень нравились высокие, с длинными узкими листьями жёлтые цветы, растущие прямо в тёмной воде, но подходить к ним было боязно.

– Цветок зовётся водяной касатик. И ты тоже мой дорогой касатик, кровинушка, – ласково поглядывая на Мотю-мальчика, нежно журчала бледная молодая женщина, погружённая в тёмную воду до самых плеч. – А я мама твоя. Принеси мне сюда цветок, и мы всегда будем вместе.

Женщина принималась манить к себе маленького Мотю, обещая приласкать и поцеловать, и Мотя-большой всякий раз просыпался в слезах. Дотянуться во сне до жёлтого цветка никогда не получалось, и всё равно сновидение было любимым из-за свидания с мамой.

Поездка к бабушке в деревню обернулась для Матвея настоящим путешествием. Полных двое суток он ехал в поезде, не отлипая, как ребёнок, от окна. А когда, наконец, сошёл на богом забытом железнодорожном километре, не увидел ни станции, ни даже платформы.

Зато обнаружилась старая, уже сильно заросшая травой дорога, уводившая в практически голую, с редкими кустами и деревьями пустошь. И Мотя отшагал по этой дороге несколько часов, и лишь раз увидел какое-то разрушенное строение. Выглядевшее особенно дико на фоне безлюдных просторов.

Меж тем обширная пустошь всё понижалась, скатываясь в широкую низину. Старая дорога под ногами давно пропала, зато появились признаки болота. Земля то пучилась травяными кочками, то сыро проминалась, а кое-где и хлюпала, превратившись в топкую грязь. Но городской житель Мотя, удивляясь самому себе, всё шёл и шёл вперёд, ощущая вместо усталости непривычную бодрость.

Не испугался Матвей и густого тумана, который откуда-то приполз и быстро разлёгся по низине с болотом. Как только глаза парня перестали видеть дальше собственного носа, в его голове словно включился уверенный навигатор, предложивший продолжить путь. И Мотя, радостно хохотнув, бодро пошлёпал сквозь молочную пелену, ощущая особый восторг, когда почва под ногами принималась колыхаться, как батут.

Выйдя, наконец, из тумана, парень обнаружил себя уже не на болоте, а на кривой замшелой улочке старой деревеньки.

Поздние сумерки перешли в ночь, возможно поэтому в бревенчатых стареньких домиках не светилось ни одно окно. Не залаяли и деревенские собаки, словно их и вовсе не было. Тёмная, освещённая лишь луной деревушка дремала, погруженная в ласковую тишину, которой никогда не дано насладиться большому городу.