В XIX веке Герман Мелвилл в своем романе «Белый бушлат» заявил: «Мы, американцы, – в каком-то смысле избранный, привилегированный народ, Израиль нашего времени. Мы несем ковчег свобод всего мира […] И в качестве будущего наследства Бог завещал нам обширные территории политических язычников […] Весь остальной мир вскоре пойдет по нашим стопам». В часто упоминавшейся во второй половине того же XIX века доктрине «Явной судьбы» (Manifest Destiny), сформулированной в 1845 году Шоном О’Салливаном, осуществляется слияние империализма и богоизбранности, позволяющее в то же время морально и религиозно легитимировать политические, культурные и коммерческие завоевания[66]. Сенатор Альберт Дж. Беверидж скажет: «Не для тщетного и пустого обожания и самообожания тысячу лет приготовлял Бог англоязычные народы. Нет! Он сделал нас хозяевами и организаторами мира, дабы мы навели порядок там, где царствует хаос»[67]. Это мировоззрение, восходящее к отцам-пилигримам и к мифу «Града на холме», сохранялось всегда. Можно было бы привести множество примеров его проявления. США, как новая Обетованная земля, считают свои ценности универсальными и, полагая, что на них возложена божественная миссия, пытаются – от чистого сердца – навязать их всему остальному миру[68]. Разве Рональд Рейган не заявил еще в 1980 году: «Сомневаемся ли мы в том, что само Божественное Проведение превратило эту землю в остров свободы?». Билл Клинтон в своей инаугурационной речи, произнесенной в начале второго президентского срока, также провозгласил, что «Америка стала единственной нацией, без которой нельзя обойтись».

Благодаря событиям 11 сентября 2001 года сговор неоконсерваторов и протестантских церквей евангелического направления обозначился со всей ясностью. Мессианское видение, унаследованное от пуританизма и кальвинистского учения о предопределении, – видение, долгое время скреплявшее консенсус американского общества, – получило новое и весьма бурное развитие. Миф об Америке как «избранной нации», обязанной утверждать Добро по всему миру, нации, против которой силам Зла никак не устоять, поскольку родилась она под присмотром самого Провидения, был снова поднят на щит, как в эпоху «Великого пробуждения» (Great Awakening) 1730–1760 гг., получив поразительное распространение – и не только в политической или дипломатической сфере, но и в геополитической. «Наш национализм, – писали Уильям Кристол и Дэвид Брукс, – это национализм исключительной нации, основанной на универсальном принципе, на том, что Линкольн называл “абстрактной истиной, применимой ко всем людям во все времена”»[69]. Это мировоззрение закрепляется уверенностью в том, что Америка – носитель всего самого лучшего в политических и социальных подходах: «Американцы не должны отрицать то, что из всех наций мира именно их – самая справедливая […], лучший образец для будущего»[70]. «Если США представляют богоизбранный народ, – отмечает Кеннет М. Колман, – тогда практически невозможно представить ситуацию, в которой интересы человечества не совпадали бы напрямую с интересами Соединенных Штатов»[71]. «Существует система ценностей, от которых нельзя отступать, и это именно те ценности, которые мы отстаиваем. И если эти ценности достаточно хороши для нашего народа, столь же хороши они должны быть и для других», – еще недавно можно было прочитать в «Washington Post»[72]. Подобных цитат можно, опять же, привести множество. В подобной атмосфере не может не наметиться слияние национализма и мессианизма: «Дядя Сэм, бывший раньше вооруженной рукой мессии, ныне сам становится Мессией»