И слава Богу, а то бы Рамен стал туда тыкать пальцем и шептать, что это Знак. Он и сейчас, солнечным утром, украдкой озирался и свой титанический болторез не выпускал из рук ни на мгновение. Филин решил, что никогда более не поверит в легенды о слабосильности старого диггера – в болторезе было никак не менее пуда.

Особо подозрительно старичина глядел в спину впереди идущей бабке. У бабок есть особо тайное умение плестись посреди широкого тротуара так, чтобы их не обойти и не объехать. Настроение у старой было отличное: судя по пустой авоське, шла она на рынок, и пела что-то людоедски-казацкое меховому шарику на санках позади. Шарик одобрительно попискивал и махал лопаткой.

По колеям от метро мимо идущих весело разбежалась лошадь, снег почуя, с цоканьем, ржанием и лязгом полозьев по проглядывающей брусчатке, да под горочку. В санях поверх груды дров косо примёрз невозмутимый мужик с цигаркой и кнутом.

Тёплый Стан жил под рукой Князя, а Князь, как известно – добро, тепло и свет. Его высокопревосходительство относился к своему девизу серьёзно, сея коммунальные услуги всюду, где длины рук хватало, и не забывая брать добро, то есть коммунальную дань. Немалую. Поэтому мещане предпочитали пользоваться княжей добротой по минимуму, добирая на стороне дровами, ветряками и постоянной готовностью что-нибудь стырить. Как бы ни менялась Россия – она не меняется.

В конце спуска улица сворачивала под прямым углом, и коняка на радостях в тот поворот не вписалась. Под некоторым косвенным углом, подняв искристые волны снега, собачьего кала и дров, упряжка вошла в огромный сугроб-отбойник, копившийся тут всю длинную зиму. С лихим запоздалым «Тпру-у-у!» возница рыбкой нырнул в снежные недра. Через мгновение повсюду звонко запрыгали дрова.

Рамен впервые с начала суток выпустил болторез. Под лязг упавшего инструмента он схватился за колени и стал неудержимо тоненько ржать. Басом хохотала бабка, колокольчиком заливался её укутанный потомок, гыгыкал Ваня Филин, тщась сохранить лицо, ибо тут же прохожая девица-педагогица интеллигентно хихикала в платочек, иногда срываясь на хрюканье. Даже лошадь сдержанно улыбалась, выглядывая из снежно-дровяного бархана.

– Вот значит, из сугроба и расторгуется! – с трудом успокаиваясь, утёр слёзы Рамен. – надо будет потом дров оттуда накопать. – и снова прыснул, не удержался.

Даже не верилось, что в одном пространстве со всем этим сверкающим жизненным великолепием происходит та тягучая странная муть, о которой они собираются бить чело князю.

Пятак у метро Тёплый Стан – это стык цивилизаций. Встань на самом перекрёстке Профсоюзной и Новоясеневского, под транспортной эстакадой. На самой эстакаде встать не получится, там торчат для внушительности зенитки, садятся коптеры безопасников и грозно ходят туда-сюда городовые, целеустремлённо так. Лицом ко МКАДу встань, а спиной к бывшему центру города. Теперь представь себя будильником, но никому не говори. С двенадцати до трёх часов на твоём циферблате окажется сам Тёплый Стан, скрытый за стеной из домовых панелей, за колючей проволокой и датчиками Термена. Город тянется до самого Ленинского Проспекта.

От трёх до шести – старый кинотеатр «Аврора», а за ним гостевые кварталы. Там, по идее, селятся неместные, но охочих до дешевизны мещан тоже хватает. Широкая полоса обжитых земель между Профсоюзной улицей и Тропарёвской пущей постепенно переходит в санитарную зону перед выселенными районами. Заграждения стоят аж за Коньково.

В секторе от шести до девяти – метровокзал, конторы, склады, мастерские. Деловое сердце города. Там же городская жемчужина – Теплостанский рынок, он же – Тош-Толкин Базар. Наше торжище славно от Новосибирска до Бангора, непрерывная бодрая ярмарка с купцами, менялами, мошенниками, падшими женщинами и ассирийцем, починяющим сапоги. В самом сердце этих вавилонов обитает в своей резиденции Князь Теплостанский Игорь I. Сидит, как ясный сокол на яйцах.