– Четыре часа ночи, повторяю, четыре часа ночи! Что тебе открывать, двери восприятия или шкатулку с люлями?

– Двери, Ваня. И скорее. Я у тебя под дверью и мне кранты, а звонок почему-то не работает! – От такой предъявы Филин проснулся в десять раз сильнее чем обычно.

Через три восьмых секунды он убедился, что у мусоропровода и вправду вжался в угол старичина Рамен и меленько заполошно дышит. В комбезе поверх пижамки, в обвязке с железом, пецлёвой каске с фонарём, с мотком репшнура, опершись на болторез вместо клюки. В заснеженных махровых тапках. То есть диггер спасался, захватив лишь самое необходимое. Губы синие, сам бледный, как поганка. Старик на миг опередил кинувшегося к нему товарища, рухнул плашмя со звуком несгораемого шкафа.

Ещё через несколько колов времени чуть порозовевший Рамен сиротливо грел ладони о бадью сладкого чая и жевал неизбежную оладушку. На ногах у него были толстые шерстяные носки. Шагами судьбы из коридора приблизилась бабушка с градусником и, критично осмотрев фронт работ, повелела:

– Коленька, открой рот.

– Нет! – буркнул дед, не открывая рта.

Чего-то подобного бабуля и ожидала и, не лагая ни такта, перешла к плану «Б»:

– Коля, ляг животом на кушетку!

– Хватит, Борисовна! – взвился Рамен, стремительно пряча выхваченный градусник под мышку. – Ты меня своей заботой в гроб вгонишь!

Не став спорить, удовлетворённая бабушка села на край табуретки и стала сверлить старичину взглядом. А то, мол, намеряет себе не знамо что и завтра в школу не пойдёт.

Филин обожал смотреть такие сценки а-ля «вспомним детский садик». Поначалу ждал, что старые поженятся, или съедутся, или ещё что-то такое, но те всё ходят кругами, хвост торчком, глаза востры, и всех всё устраивает, покуда в ящик не сыграют. В общем мудро. Но! Дело в другом!

– Давай, Рамен. Рассвет уже всё заметнее…

– Ладно. Где-то с час назад мне позвонила старая боевая подруга, Стрелка. Знакомы по подземной тусовке. – старый диггер хрустел костяшками пальцев, хмурил брови, соображая, как сказать.

– Блин, ну поздравляю! И что мне эта встреча старых друзей в ночи? – это Филин для порядку сказал («Не ругайся!» – скрипнула из угла бабушка), чтоб мысль старому направить. Ясно, что не всё так ясно.

– А Стрелка пропала двадцать пять лет назад. Ушла под землю где-то в центре – и всё. В розыск объявили – тогда ещё был всероссийский розыск. Диггера по всей Московской подземле спасы устраивали, одних жмуров пять штук нашли, а её нет… – Глаза Рамена отсырели, паучьи пальцы обминали бока чайной бадейки. Видно, поучаствовал он в тех спасах.

– А сейчас она где?

– В темноте. Говорит, всё нормально, но темно. Мол, давай вниз, помощь нужна, а Ворону и нашим скажи, что всё пучком. Если спросит. А Ворона ещё в первую смуту монтеры на Таганке в старый ствол скинули. Да и наши все того… Кроме меня да дурака Мельхиора – Диггер аккуратно поставил чашку, поднял на собеседников выцветшие стариковские очи. – Это просто срок мне вышёл. Зовёт она меня к себе.

– Что, прямо на тот свет звала? Куда конкретно-то?

– А вот не ясно. Она в офлайн ушла.

Как рассвело, товарищи решительно шагали в Князинькину администрацию, в бывший вавилон-центр «Принц-Плаза» у метро, как раз к открытию. Князю предстояло расплатиться за знакомство с диггерами: либо поддержкой, либо психиатрической помощью. На Рамене были Филиновские берцы на четыре размера больше нужного, в связи с чем сам Ваня вновь рассекал в валенках.

Из ажурных жестяных корон на трубах девятиэтажек поднимались десятки столбов дыма, серых, белых и тёмных. Одни тянулись прядями высоко, мечтая стать облаками в ярко-синем небе, другие постепенно таяли в воздухе, наполняя его запахами смолы и хлеба. Хоть и тёмное время зима, но только зимой есть такие пронзительно светлые дни, когда Солнце искрит через висящий в небе иней, и кругом сияют мелом горы-сугробы, а деревья стоят в крахмальном кружеве, эх! В такие дни вокруг Солнца нередки ореолы, и ложные Солнца, и небесные явления, но сейчас ничего эдакого не показывали.