Где тебя кусочком сыра
Подхарчил всесильный Бог?
Посреди какого пира?
Ты сегодня, как пророк.
Белый снег, и беззащитны
Мы на выпавшем снегу.
Обнулёны, безлимитны,
И доступные врагу.
Ешь свой сыр, вещун голодный,
На погоду не взыщи.
Пусть голодный, но свободный,
Да не каркай, помолчи!
НЕ СКАЖУ
Не скажу.
Не скажу.
Не скажу.
Сохраню от тебя эту тайну.
Я себе и тебе докажу,
Что всё было и есть – неслучайно.
Не случайны ни утро, ни день.
Не случайны ни осень, ни лето.
И на стенке случайная тень
Неслучайно тобой отогрета.
Разожги в своем доме очаг,
Разомни задубевшие струны,
Странный друг, потерявшийся враг,
Мы сегодня по – прежнему юны.
А за дверью застыли шаги,
И теряются в шорохах звуки,
И любое движенье руки
Повторяют послушные руки.
СЛЕД
Пусть будет след.
На то и след.
Следы без нас живут отдельно,
для них всё в жизни несмертельно,
для них и ран смертельных нет.
Уйдём однажды за черту,
на перекрёсток, к светофорам,
для встречи с главным прокурором,
где след наш виден за версту…
Когда не нужно биться лбом
и всё измерено аршином,
попом, раввином, муэдзином,
звездой, луною и крестом,
не нужно бить по клину клином,
а нужно петь на журавлином
в бездонном небе голубом…
ВОТ ТАК И ПЛЫЛИ
Вот так и плыли…
ангел твой и мой
в той вышине, где облака и птицы,
но кто их видел там, над головой,
две ярко-жёлтых маленьких синицы?
Внизу текла уральская река,
по ней давно не ходят пароходы,
она для них не слишком глубока,
здесь перекаты, отмели и броды.
Навстречу ей летели журавли,
из дальних странствий возвращаясь к югу,
по берегам качались ковыли,
синиц влекло туда, где бродит вьюга.
Туда, где льдами витый океан,
где щи хлебать им приготовил лапоть,
забытый смертью древний капитан,
туда, где море не устало каркать*.
* имеется в виду Карское море
ДО КОНЕЧНОЙ
Вечерний Екатеринбург.
Зима. Мороз обыкновенный.
Заноза ветер, как хирург,
Пронзает сердце, режет вены.
Спешит из Чехии трамвай,
Своей улыбкой обжигая,
Внутри трамвая едет рай,
Тебя со мной в себе сближая.
Мы днём бродили по воде…
По льду бродить довольно просто.
Следы везде, следы нигде,
Пруд городской застыл по мо́стом.
В «раю» уютно и тепло,
Проникновенно и беспечно,
Бежит дорога, свет – в стекло,
Мы вместе едем до конечной.
ЛУНА НАШ ГОРОД СТОРОЖИТ
Луна наш город сторожит.
Ты мнёшь свои глаза в подушке,
Бежишь над пропастью во ржи
И над гнездом летишь кукушки.
И давит лёгкость бытия,
Хмельной не выпит одуванчик,
На остров Крым везёт тебя
Желаний старенький трамвайчик.
А мысли гнутся о строфу,
Не помещаясь в новой книжке…
Её скелет скрипит в шкафу
Без сердца, смыслов и без стрижки.
МОЙ ГОРОД
Всегда некстати в мой промёрзлый город
Приносит осень долгожданный снег.
А ты некстати обожаешь холод,
Такой простой, железный человек.
Уснёт «плотинка», скованная льдами,
С ней заодно застынет водопад.
И ты пойдёшь железными шагами,
Не попадая в такт, и невпопад.
И зазвонят на ратуше куранты,
Где время нам опять покажет вождь,
У нас давно закончились инфанты
И кто теперь, порой не разберёшь.
Ты любишь холод, сырость и муссоны,
Живешь с душою старого моржа,
Но постарались хитрые масоны,
Чтоб в твоём сердце появилась ржа.
И холода изматывают нервы,
Вот запоздал замёрзнувший трамвай,
Кондукторши в морозы – просто стервы:
– Ну, что застыл? Плати! Передавай!
ОНА ПРИШЛА СТЕЛИТЬ ПОСТЕЛИ
Ирбит* не Екатеринбург.
А Ё-бург* не Москва -столица.
Судьбу всем пишет драматург
пером по высохшим страницам,
и где, какой навалит снег,
чтобы пройти не смог прохожий…
Но где бы ни был человек,
идти ему по бездорожью.
Сегодня выпала зима-
метутся снежные метели.
Она сегодня не скромна:
она пришла стелить постели.
Она пришла заворожи́ть,
согреть, а может, заморочить.