Старушка наклонилась слишком сильно, так что ей пришлось схватиться за полку. Стёкла в шкафу задребезжали. Не отпуская меча, она вытащила книжку в белой обложке. И наверняка успела бы объяснить, что тут к чему – и тут затрещали выстрелы.

Огня они не увидели. Затарахтел невидимый автомат, брызнуло дерево, фыркнула бумага, которую рвали пули, зазвенело разбитое стекло, а меч задребезжал и по нему побежали радуги. Кровь брызнула – на стены, потолок, уцелевшее стекло, книги.

Пани Туровска рухнула на пол, тяжело и неуклюже, словно полено. Меч загремел рядом.

– Бери меч! – закричал Шоно.

Марина посмотрела на него с ужасом. Азиат подался вперёд, схватил её за плечо и швырнул в сторону меча. Потом полез под гроб, сунул руку за пазуху и вытащил новенький чёрный Токарев.

– Я буду отстреливаться, – прошипел он, – а ты держись за меч. Если упустишь его – нам конец.

Через дыры в стене тянуло зимним холодом.

– Кто это был? – спросила Марина.

– Когда они уйдут, я скажу, – прошептал Шоно.

Из-под меча поднимался дымок.

– Кто это был? – повторила девушка.

Шоно не отвечал. Он слушал.

Шаги были почти на грани восприятия даже для его чуткого слуха. Стреляли не просто сквозь стену – стреляли прямо с улицы, сквозь забор. Видимо, решили, что у автомата такая кучность, что можно уже не целиться. А теперь убегали вглубь Копища, где их подберёт авто.

Когда шаги растаяли, Шоно поднялся и отряхнулся.

– Что здесь происходит? Что происходит?

Шоно поднял белую книжку, пролистал. У неё была бархатная обложка, такие видел он только у гидеоновских Библий, которые раздают в электричках.

– В этой книжке что-то есть. Посмотришь.

– Я ничего не понимаю.

Шоно посмотрел мрачно.

– У тебя нет времени, чтобы понимать и разбираться. У тебя бабушку застрелили.

– Я знаю!

– Даже сюда скоро приедет милиция. Или полиция, если у вас её тоже переименовали. Даже в Копище они после такого приедут. Телефон здесь есть? Звони лучше сразу. Это не так подозрительно. Меч спрячь и отнеси домой, если получится.

– А ты что будешь делать?

– Я уйду. Слишком много вопросов.

Шоно отправился в прихожую.

– Ты теперь здесь живёшь.

– Я не знал, что буду здесь жить, – ответил Шоно уже из коридора. – И мне есть где переночевать в городе. Я помогу тебе, помогу всем вам. Но сначала реши дела с милицией. И не забудь помыть одну чашку.

Марина чудом не споткнулась.

– Подожди ты, подожди.

– Без паники, без паники. Мы встретимся завтра после уроков.

– Откуда ты знаешь, что я учусь в школе, – Марина задыхалась.

– Я ещё помню, когда бывают зимние каникулы. Какая у тебя школа? Номер?

– Нет, подожди, подожди. Кто ты такой? Откуда она тебя знает?

– Я всё расскажу при встрече. Нет времени, чтобы диктовать ещё одну книгу.

– Знаешь, во время Великой Отечественной, когда отморозки вроде тебя уходили в атаку, они говорили – если я не вернусь, прошу считать меня коммунистом. Это красиво. Это до сих пор красиво. Так вот, скажи, – её глаза сверкали в темноте, – кем ты хочешь, чтобы я тебя считала?

– Можешь считать, что я кто-то вроде охотника на очень редких животных.

– На Серебряных Волков? Серебряный Волк был с ними?

Шоно молчал и прислушивался.

– Они едут, – произнёс он. – Три квартала отсюда. Без сирены, как на обычный вызов. Пусти, мне пора. Номер твоей школы?..

Марина назвала. Шоно кивнул, спустился по деревянным ступенькам и зашагал в ночь.

Зимнее утро. Снег хрустит, как сахар. Едкий мороз.

Арбузно-алый рассвет за чёрной лентой лесополосы.

Поликлиника стоит на краю города. Приземистое здание из бетонных плит с замызганными плитками на главном крыльце. Оно похоже на школу, тюрьму и канцелярию одновременно. Его строили в конце восьмидесятых и очень спешили – был близок, может быть, распад Союза, а может, конец света. Строили быстро, скорее как временное пристанище, пока не будет готова большая железнодорожная больница, что на Кижеватова. И вот прошли десятилетия, больница на Кижеватова так и стоит с пустыми чёрными окнами. Сюда идут с конечной остановки на Копище, мимо домиков, проваливаясь в снег по колено.