– Эй, великий замкостроитель! А ну ка, сбегай в погреб за картошкой. И банку с вареньем захвати. Быстро, я сказала! Скоро полдень, а мне ещё обед готовить. – прервала мечтания Саныча Глаша.

– Вот так всегда! Так всегда! Не даст с человеком спокойно поговорить. Ну всё поперёк! Эх… – всем видом показывая своё безграничное разочарование Глафирой, произнёс Саныч, но тут же покорно взял ведро и быстрым шагом пошёл за картошкой.

– Ты на этого старого болтуна не обижайся. – сказала Глаша, когда Саныч ушёл с веранды.

– А я и не обижаюсь.

– Саныч, он хоть и зануда страшный, но добрый.

– Странный он немного. Со мной никто из взрослых еще ни разу в жизни так не говорил.

– Как «так»?

– Ну как.. Ну так подробно, так долго, откровенно…

– И так навязчиво. – продолжила мысли Макса Глаша. – Пользуется подлец, тем что тебе деваться некуда. Ну а насчёт странности, это ты ещё Аркадия нашего не видел.

– Вы, я слышу, по мне уже прошлись, и теперь Аркадию кости перемываете. – входя на веранду с картошкой и вареньем, проворчал Саныч.

– Слышит он! Локаторы свои развесил! Да нужны вы мне со своими костями! Ты лучше расскажи ребёнку про допрос, а то перепугается с непривычки, ещё заикаться потом будет.

– Про какой допрос?

– Да не про допрос, шутит она. Опрос! Опрашивать тебя будут. Аркадий тебя опрашивать будет. Как только ты под аркой Карантина прошёл, тебя просканировали и отправили запросы по инстанциям: Кто ты? Откуда? Из когда? Куда и зачем перемещался? Характеристику из школы запросили. Это обязательно! Дневник прививок, опять же. Вдруг ты заразный! Ну и так далее. Теперь тебя самого нужно опросить. Порядок тут у нас такой. Чтоб знать куда тебя дальше перемещать.

– Ну так опрашивайте. Я готов.

– Понимаешь, в чем дело, функция опроса возложена на Аркадия. Нас с Глашой считают слишком добрыми. Считают, что из-за доброты своей мы можем быть не совсем объективными при допрос… Тьфу ты! При опросе. Понимаешь? А Аркадий… Аркадий он кремень! Никаких поблажек! У него всё чётко!

– Ну так зовите вашего Аркадия. Делов то.

– Не царское это дело за каждым шмыгарём меж временным таскаться. Это так Аркадий говорит. Я тебя сам к нему отведу. Мы тебя предупредить хотим. Понравился ты нам. Понимаешь, любит он свои опросы в представления превращать. Недавно, например, рядом со стулом опрашиваемого гильотину поставил. Настоящую. А вокруг кровища! И головы человеческие кучей валяются. Это типа, тех, кто на вопросы честно не отвечал, хитрил значит. Кровища и головы конечно бутафория, но от настоящих не отличишь, если не знаешь. Так что, готовься! Сказки страшные вспоминай, кошмары ночные, ужастики. Памперс одень. Если своего нет, то мы дадим… Ай!

Саныч снова получил ложкой по затылку от Глафиры.

– Пошутить нельзя! – пропищал он, потирая уже не воображаемую шишку.

– А почему у вас всё так сложно? Я думал, что в будущем обязательно научаться чужие мысли на расстоянии считывать и никаких вопросов задавать друг другу будет не надо. Всё всем обо всех будет известно.

– Смотри ка, а ты умный! Правильно ты говоришь, придумали люди такую штуку, чтобы чужие мысли считывать. И начали они этим делом заниматься, а потом поняли, что ерунда всё это и читать чужие мысли перестали.

– Почему?

– Да потому! В голове нормального здорового человека мыслей как мусора на ваших свалках. Мысли умные и дурные, хорошие и плохие, приличные и неприличные, красивые и ужасные. И все они в одной голове! Но это ничего не значит! Нельзя человека судить или хвалить за его мысли. Это можно делать только за его дела. Думать человек может всё что угодно. Пока человек не произнёс ответ на вопрос, нельзя понять врёт он или нет. В голове его одновременно могут существовать два желания: сказать правду и солгать. Пока ответа нет, выбор неизвестен, и судить о человеке нельзя.