Хозяин, отпив несколько глотков крепкого чая, отодвинул свой стакан.

– Вы не стесняйтесь, берите сладости, – он посмотрел на своих гостей, не называя их по имени, хотя при знакомстве старик дважды переспросил полковника, как того зовут, странное имя военного было редким в этих краях. Поблагодарив старика, полковник взял небольшой кусочек пахлавы и положил в рот, наслаждаясь ароматом и вкусом. Запил глотком чая и стал медленно пережевывать сладость. Краешком глаза он следил за стариком и видел, что тот напрягает свои мысли, раздумывая над чем-то для него очень важным.

– Ты старик, не знаешь, как обращаться к нам, вот в чем проблема твоя, – догадался полковник. Назвать человека в погонах, даже если он младше тебя на несколько лет или десяток лет, просто по имени, в горах не принято. Надо говорит после имени или «муаллим», или « начальник».

Всех, кто носит погоны, будь то милиционер или военный, всех называют просто – ряис (начальник). Так было заведено с давних пор, после перехода Карабаха под юрисдикцию царского правительства. Из военных назначались губернаторы, городская власть и на все должности, связанные со сбором дани с местной знати.

Карам-киши выдержал паузу и глубоко вздохнув, собравшись с духом, приступил к вопросам, которые у него рвались наружу, с тех пор как он увидел солдат, спускавшихся в деревню.

– Значит, Шушу оставили этим варварам – начал старик хриплым голосом, стараясь сдержать нахлынувшую злость. Я уже как дня три отправил своих людей в город, но до сих пор от них нет никаких вестей.

Всю ночь с 7 на 8 мая вся деревня слышала артиллерийские раскаты, думали, что идет очередной обстрел города, но не больше. Потом через Ширлан хлынул поток беженцев из Хальфяли и Кайбалы, которые рассказывали всякие небылицы. Одни говорили, что в Баку Шушу продали армянам, и что его население добровольно, еще накануне наступления армян, покинуло город. Тех, кто не хотел оставить город, добили армяне, которые, как саранча, налетели с трех сторон. Говорили, что наша армия, завидев их бросила посты и разбежалась вместе со своими командирами. Старик отпил глоток из своего стакана. Он очень волновался, что можно было видеть по его трясущимся рукам и потускневшему взгляду. Он сделал над собой усилие и добавил:

– Так продолжалось два дня, а потом поток с дальних деревень схлынул, пошли беженцы из Шуши, – старик потянулся за чайником и стал разливать остатки чая по стаканам. Он сделал еще глоток из своего стаканчика.

– Сначала мы верили им, но потом, когда увидели отступающих солдат и послушали их рассказы, то поняли, что многие люди говорят неправду, чтобы оправдать свою трусость. Нам старикам с трудом удалось успокоить своих сельчан, которые готовы были двинуться вслед за шушинскими беженцами. Чтобы разрядить обстановку в селе, я послал своего сына и племянника в город узнать правду, но они пока, не вернулись, – старик сказал именно «пока», так как не мог поверить в худшее, что могло произойти с его родными.

Полковник и Азай заметили, каких усилий стоит старику, его спокойствие, хотя голос дрожал, когда он раскрыл имена посланных им людей, которые пропали без вести. Не буду от вас, дети мои, скрывать, – старик явно затруднялся найти подходящее слово, для обращения к военным, – что в нашей деревне тоже нашлись те, кто с первыми выстрелами в горах, вывезли своих родных и близких. В деревне остались только те, у кого нет денег, заплатить за трактор с прицепом, тем более за большую машину. Другой транспорт, в сторону Лачина не пройдет. Карам-киши замолчал. Молчали и полковник с Азаем. Прошло немало времени, пока старик заговорил снова: