– Потерпи немного, скоро уже вернется отец, и мы сядем ужинать. – Мама отвела руку с кисточкой от холста и, отодвинувшись, прищурилась, разглядывая работу.

Я подошел ближе, скрипнув половицами, и заглянул ей за плечо, чтобы посмотреть на изображение. Бабочка. Мама любила их рисовать, а новая получилась особенно хорошо. Бабочка парила над открытой мужской ладонью. Я не понимал, улетает она, или же, наоборот, садится. Она выглядела живой, поэтому я ждал, когда же она вспорхнет крыльями. Мне хотелось, чтобы она улетела. Казалось, что как только бабочка сядет, ладонь захлопнется, лишив ее свободы.

– Ты же знаешь, я не люблю, когда разглядывают мои незаконченные картины. – Мамин голос отвлек от размышлений о судьбе бабочки. – Помой яблоко и положи его на стол.

Я неохотно поплелся к бочке с водой, стоявшей около входа, и окунул туда яблоко. Мама еще пожалеет, что так себя ведет. Сердито прищурив глаз, я осмотрел наше уютное жилище.

В углу каменная печь, из которой идет приятный запах дыма и жареного мяса с овощами. Рядом с печью, справа, большой деревянный стол, на котором громоздился кованый котел, – в нем мама готовила супы. Над столом висели картины. Напротив печи расположена кровать родителей с сенным матрасом и подушками. Над кроватью, на стенах, висят тканые полотенца, украшенные вышивкой. На полу шкура медведя. Над каждым окном вырезаны символы наших богов. Слева от меня – вход в мою комнату.

Не найдя более подходящей цели, я, прикусив язычок, кинул яблоко в котел с супом. Оно стукнулось о край и упало на пол, треснув пополам. Не знаю почему, но меня это развеселило, и я залился звонким смехом.

– Элан!

Мой смех резко оборвался. Чаще всего, после того как я слышал такой грозный тон, мама видела мои слезы. Она никогда меня не била и почти не кричала, но ее строгий взгляд, насупленные брови, сжатые в трубочку губы, действовали, словно заклинание. Я чувствовал, что по щекам струятся слезы, а потом слышал собственный обиженный голос. Вот и сейчас, глаза начали наполняться горькими слезами.

– О чем спорите?

Улыбаясь, в дом вошел папа, подхватил меня одной рукой и потрепал за волосы. У него были такие сильные и теплые руки. Все мои малышовые проблемы сразу перестали существовать, когда он поднял меня и прижал к себе.

– Папочка, ты вернулся! – Воскликнул я и крепко уткнулся в отцовское плечо.

– Конечно, Элан, по-другому и быть не может. – Прошептал он мне на ухо уверенным голосом. – Я никогда тебя не брошу.

– Ромиль, у тебя руки грязные! Иди мойся и будем ужинать. – Мама нехотя отложила краски и кисти, подошла и сдержанно обняла папу. – Рада, что жив.

– Я тоже, родная, люблю тебя! Я быстро.

Он взял одно из полотенец и пошел во двор к купальному чану, чтобы умыться. Я побежал за ним. Специально мешался у него под ногами и хохотал, когда он, как будто запинался об меня, и в шутку ругался. Настроение у папы было хорошее. Я решил пользоваться этим, пока есть возможность.

Мы с папой зашли обратно в дом, он скинул грязную одежду возле входа и переодевался в чистое, а я крутился рядом. Мама хозяйничала у печи.

– Элан, не приставай к отцу и помоги накрыть на стол!

До сих пор серьезная, я злился на нее все больше. Почему она так себя ведет? Неужели не рада тому, что папа вернулся?

Папа подошел к маме, обнял ее и, нежно поцеловав в шею, произнес:

– Родная, я так соскучился!

Мама дернулась, обернулась и, почему-то принюхавшись, быстро высвободилась из объятий отца. То ли, не заметив ее реакции, то ли, не обратив внимания, он добавил:

– Нам дали три выходных, предлагаю провести их вместе.