На всех стройках объектов постоянно можно было видеть коренастую фигуру начальника полигона В.И. Вознюка. Его энергия, организаторский талант, требовательность и решительность во многом способствовали своевременному вводу в строй объектов и в целом готовности полигона к испытаниям. Фактически всего было отведено два с половиной месяца – на начало октября уже планировались первые испытания. Даже теперь, при наличии мощной современной строительной техники, такой срок представляется фантастическим.

На стартовую позицию первые испытатели ездили на американских «виллисах» отнюдь не по бетонкам, а по пыльным или раскисшим нашим дорогам, и любимой их песней тогда была «Эх, дороги, пыль да туман…».

С раннего утра и до позднего вечера на грунтовых дорогах стояло сплошное облако пыли. Машины двигались днём с зажжёнными фарами.

В музее полигона среди фотографий, подаренных дочерью Королёва Натальей Сергеевной, есть одна, где рукой Сергея Павловича внизу сделана приписка: «Не удивляйтесь моему виду. Мы утопаем в пыли…»

А до 1954 года в хозяйстве полигона числился гужевой транспорт. Рядом с городком находились конюшни и громоздились телеги, двуколки, в том числе вывезенные из Германии.

Номера строящихся площадок показывают очерёдность создания хозяйства полигона.

Номер 1 был присвоен площадке, на которой уже в первые два месяца начались стендовые огневые испытания ФАУ-2, или, как говорят ракетчики, осуществлялся прожиг ракеты. После таких прожигов ракета не могла быть пущена: оценивалась работоспособность агрегатов, систем, приборов, после чего она разбиралась для комплектации других ракет.

Стенд представлял собой мощную конструкцию из стали и бетона. Оборудование для него было вывезено из Германии.

В своей книге «Сергей Павлович Королёв. Жизнь и необыкновенная судьба» М. Ребров пишет: «Начинали со стендовых испытаний. Огромный по тем временам стенд (сорок пять метров в высоту!) соорудили на краю оврага. Поодаль было несколько землянок, в одной из которых заседала Госкомиссия. Когда начали прожиги, многие потом увидели мощь пламени, выброшенного двигателем ракеты… Слепящая и ревущая струя рвалась вдоль бетонного желоба и уходила метров на четыреста, поднимая удушливую пыль, заслонившую полнеба. Шестьдесят долгих секунд длился прожиг. «Королёв ходил королём», – говорили очевидцы. Стенд выдержал, двигатель – тоже, а вот бетон выгорел до арматуры. Но это было мелочью. Главное то, что все поняли: ракета родилась».

Площадка номер 2 – это техническая позиция с монтажно-испытательным корпусом, где ракеты после транспортировки с завода по железной дороге проходили проверку, испытания перед их отправкой на стартовую позицию. Эти испытания носили название горизонтальных. В шутку ракетчики, собираясь отдохнуть или поспать, обычно говорили, что отправляются на горизонтальные испытания. Ими же обозначалось госпитальное обследование офицеров перед их увольнением из армии.

МИК (монтажно-испытательный корпус) поначалу представлял собой большой деревянный продуваемый ветрами сарай. А к концу мая 1951 года на этом месте было построено уже нечто более основательное с соответствующими лабораториями и службами.

В упоминавшейся уже книге М. Ребров пишет: «В «монтажках» ни выходных, ни сменной работы не знали. Королёв торопил. Без грубого нажима, без упрёков и угроз – своей добротой. И тем, что сам не знал отдыха, работал по ночам, разве что баньку не пропускал. Вознюку и другим покоя не давал. «Людей обустраивать надо», – повторял каждый день, а в ответ слышал от генерала: «Надо, очень надо, только скажите об этом в Москве, пусть хоть досок и фанеры пришлют»…