– Ничего. Но судя по всему, тебя он этой мечтой не заразил?

– Нет. Я воспринял его рассказ так же как байки о могилах Александра Македонского и Чингисхана. Ничего, что можно было бы увидеть или потрогать руками. Ничего, с чем можно было бы работать, разгадывая эту загадку. Рано или поздно кто-то наткнётся на этот курган, но рыскать по южным графствам в его поисках я не намерен. К тому же, раннее Средневековье – не моя тема. Если не считать те самые монастырские хроники. Впрочем, они относятся к куда более позднему периоду.

– Удивительно, что ты, хватаясь за хвост любой пробежавшей мимо лисы, не ухватился за этот.

– Меня привлекает процесс, Грегори, а тут не с чем работать.

– А если я дам тебе кое-какие исходные данные?

– Ты что-то нашёл? – прищурился Джеймс. – Хочу заметить, что это и не твоя тема.

– Неизвестно. Сатчин говорил, что на покойнике были бронзовые браслеты и железный меч с бронзовой рукоятью. Возможно, Жорес-Парэ ошибся, и это было захоронение позднего Гальштата.

– Вудворт тоже ошибся?

– Не исключено.

– Послушай Грегори! Там была золотая фибула в виде диска. Ранее VII-VIII веков они не встречались! Мы вдалбливаем в головы студентам, что Гальштат характеризуется спиральными и дуговидными фибулами, а ты впадаешь в ересь!

– Это если они изготовлены в Британии или Галлии, но тогда имел место импорт. А в Греции такие фибулы встречались сплошь и рядом ещё до нашей эры.

– Наш спор совершенно беспредметен, это всё равно, что делить шкуру неубитого медведя! И пока мы не увидим эту фибулу и это захоронение, мы не установим, кто прав. А увидеть их мы не можем, потому что не знаем, где этот курган.

– О чём я тебе и говорю! – раздражённо воскликнул Мидланд. – Материалы экспедиции утрачены, Жорес-Парэ расстрелян. Но все всегда упускали из виду то, что он не в одиночку раскапывал этот курган! У него были помощники, люди, которые ему помогали, копали, фотографировали, рисовали.

– Прошло восемьдесят лет, Грегори! Кто из них ещё жив?

– Только один, Джейми! – с торжеством в голосе провозгласил профессор. – И я знаю, где он живёт!

Джеймс замер, недоверчиво глядя на него.

– Ты нашёл участника экспедиции Жореса-Парэ? И он всё помнит?

– Надеюсь, что хоть что-то! Ему девяносто пять лет. И было четырнадцать, когда он впервые участвовал в раскопках, был землекопом. После этого он довольно часто занимался этим. Буквально под Рождество я узнал о нём от одного парня, преподающего в Манчестере. Мы разговорились, делились новостями, потом зашла речь о раскопках, и этот парень рассказал, что ещё десять лет назад у него работал крепкий старик. У него было особое чутьё на то, сколько можно работать лопатой и когда нужно браться за совок или кисть. Он всю жизнь трудился на этом поприще и начинал именно с Жоресом-Парэ. А поскольку этот археолог-любитель провёл у нас не так много раскопок, а на юге копал только раз, не трудно предположить, что именно в той самой экспедиции он и участвовал. Простая арифметика это подтверждает. В 1932 году, когда Жорес-Парэ нашёл свой клад, старику было четырнадцать лет.

– И ты знаешь его имя и адрес?

– Питер Грэй, живёт на отдалённой ферме в паре миль от Гринзби.

– Гринзби это?..

– Ну, та деревня на восток от города. Да там пешком можно дойти через лес. Паркер ходит туда с ружьём и спаниелями.

– А, это там, где такой замечательный паб, что спасает от его пуль всех зайцев и куропаток в окрестных лесах? Вспомнил. Ты ещё не встречался со стариком?

– Времени не было. Собираюсь пойти послезавтра. Ты со мной?

– Послезавтра у меня лекции.

– Я про вечер. Миссис Оруэлл выдержит вечер без твоего общества? Да это и не займёт слишком много времени. Туда, обратно, побеседовать со стариком… За пару часов обернёмся.