К какой-то неясной, призрачной ― в прямом смысле слова! ― тайне прикоснулась его душа, и он уже понимал, что эта тайна станет его собственной тенью, хотя и не осознавал до конца подлинного значения этого слова. И страшное, до сих пор совершенно ему незнакомое одиночество, как и тот холод, пронзило его насквозь, и было оно таким болезненным, что даже физическая боль от удара или пореза показалась бы ему несущественной и ненастоящей по сравнению с ним.

Ночь была тихая и ясная, совсем как тогда, когда они встретились в первый раз. Подумать только, как давно это было!..

Люк снял фуражку и вздохнул несколько раз, собираясь с мыслями. Призрачное сияние луны золотило водную гладь; горизонт был хорошо различим, тёмной чёткой линией он расчертил море и небо. Среди мерцающих звёзд Люк сразу отыскал блестящий пояс Ориона и яркую Бетельгейзе, а чуть в стороне ― Сириус в созвездии Большого Пса. Какое странное чувство ― словно он на мгновение оторвался от земли и оказался там, за переливающейся завесой, отделяющую видимый мир от восхитительного Нечто. Его взгляд устремился в межгалактическую даль, которая отсюда казалась лишь рисунком из рассыпанных маленьких бриллиантов. Этот сверкающий узор был только проекцией, отблеском того, что Люк отчасти чувствовал сердцем, к чему прикоснулся однажды на Краю Вселенной.

Это была одна из тех ночей, в которые он слышал гул и пение звёзд особенно ясно. Не как отдалённое ощущение, а почти как настоящий звук, льющийся с небес и отражающийся в волнах, и звук этот был для него самой радостной, самой волшебной музыкой. Музыкой, которая родилась гораздо раньше него, на заре мироздания, музыкой вечной, непрекращающейся, незыблемой, музыкой, в которой были вся мощь, всё величие, вся ледяная нежность и огненное безразличие Вселенной, и за это он любил эту музыку, любил и восхищался ею. Она дарила ему спокойствие и уверенность, внушая ему осознание собственного одиночества ― но и собственной силы, его незначительности в этом мире ― но и принадлежности к нему, вручённой как величайший дар. Он любил эту музыку, потому что само Вечное Сияние звучало в ней, указывая путь к бесконечному свету.

Он вздохнул ещё раз, и гул стал немного тише. Постепенно он вновь почувствовал себя прежним ― обычным человеком, твёрдо стоящим на земле. Иногда ему удавалось пребывать в состоянии такой отрешённости довольно долго, но сейчас ему вдруг показалось, что на него словно кто-то смотрит, и он обернулся.

Он подумал, что ему померещилось. Но так ласково смотрели на него синие глаза, так много знакомого было в этом лице и в этом силуэте, будто освещённом невидимым источником света, что он готов был плакать и смеяться одновременно, но лишь улыбнулся, и эта улыбка показалась Гектору Фосиди удивительно мягкой ― так улыбались лишь те, кто видели звёзды.

– А ты стал сдержаннее, мой мальчик, ― он улыбнулся ему в ответ. ― И всё же по глазам я вижу, что ты всё тот же Люк Рэдиент, который бороздил океан и беззаветно искал самого себя.

– Гектор, ― он почти выдохнул имя учителя, и перемена произошла в нём за секунду, глаза вспыхнули и засияли, а тихая улыбка звёздного странника сменилась таким земным, таким обычным и радостным смехом, когда он бросился обнять своего наставника, что и самому Гектору хотелось смеяться вместе с ним.

– Вот теперь узнаю своего юного друга, ― улыбаясь, проговорил он. ― Сущий мальчишка, сколько бы тебе ни было лет!

– Гектор, ― повторил Люк, даже не пытаясь скрыть своего восторга. Впрочем, все эмоции открыто читались на его счастливом лице. ― Как я ждал этой встречи! Я боялся, мы больше не увидимся…