Все сидели смирно.

– Вот ты, Женька.

Получалось, что из пацанов, сидевших вокруг, только Женька был знакомым Пал Саныча.

– Тебе ведь не очень хочется?

Теперь, в комнате, Женька смог разглядеть, как на самом деле выглядел Пал Саныч. Он был коренаст, под бровями горели умные глаза, а высокий лоб отблескивал при ярком свете. И еще он был совсем седой. Женьке стало стыдно. «И совсем он не страшный», – подумал Женька и утвердительно тряхнул головой.

– Ну, так что ж ты? – сказал Пал Саныч.

Постепенно беседа наладилась. Шумно прихлебывая, ребята стали пить чай и крошить печеньем. А Женька отважился взять конфету, что лежала с краю. Пал Саныч смотрел на них и слушал, как кошка родила котят, как родители ходят на Завод, как вообще им живется в Поселке. Через час всех отпустил. Выдал по пакету с яблоками, отсыпал конфет и отпустил.

– Знаешь, кто это был? – спросили Женьку, как только вышли из квартиры.

– Кто? – Женька округлил глаза.

– Узнаешь, – поздно будет! Вот кто…

Женьке страшно захотелось узнать. Придя домой, он все выложил бабушке. Особо выпятил факт, что лично знаком с Пал Санычем.

– Ты хулиган?! – нервно спросила бабушка.

Она понимала, что реагировать надо строго, но растерялась. Сама мысль, что внук растет воришкой, сбивала с толку. Потом взяла себя в руки и решила объявить Женьке бойкот. Потом не выдержала и рассказала, кто такой Павел Александрович. К большому изумлению Женьки, он оказался Директором Завода!

Согласно бабушке, все, что имелось в Поселке, на самом деле исходило не от дедушкиных цехов, а от Павла Александровича – старого ленинградца, Героя Социалистического Труда, делегата 2-х партийных съездов и руководителя с 20-летним стажем. Это он отвечал за все. Особенно – за Дворец культуры.

По тем временам заводской Дворец культуры был как есть Дворцом. Можно сказать, что людям, уставшим от военной жизни, его колонны, люстры и мрамор отогревали душу. По части свободного времени в Поселке до Дворца тоже ничего не было. А с ним появились разные кружки – танцы, хор, духовой и струнный оркестры, народный театр, моделирование, рисование. Они быстро заполнились не только детьми, но и взрослыми.

Все были довольны! Лишь наверху нашлись завистники. «Излишества, допущенные в отделке здания», пробудили ревность. У Павла Александровича даже попытались отобрать партийный билет. Бабушка говорила, так бывает, когда сами ничего не умеют.

– Еще та история! – возмущалась она.

Чем все закончилось, 5-классник Женька увидел собственными глазами. Точнее, услышал. Он сидел с кларнетом в оркестровой яме Дворца культуры и глазами видеть ничего не мог. Заводу вручали Красное Знамя. Об этом объявил партийный секретарь. Он возвышался над столом, покрытым красным сукном, и докладывал об успехах. Доложив об одном, отпивал воды и приступал к следующему. Так было заведено. Сначала доклад, потом Знамя, потом буфет, а в самом конце – концерт или танцы. Женька тоже знал этот порядок. Не в первый раз он сидел, дожидаясь, когда настанет время играть туш. Но сегодня сидеть было особенно скучно. Успехи не кончались.

Поначалу Женька прислушивался к ним, а потом радостным шепотом сообщил соседу:

– Столбиком!

Сосед с трубой, закрученной кольцами, выразительно повращал пальцем у виска. Успехи столбиком, надо же такое придумать?! Но ответить Женьке не успел. Тишина, сморившая зал, треснула. Прямо из середины рядов, куда целилась люстра, вырвался звонкий лозунг:

– Да здравствует коммунизм и Пал Саныч!

Люди всегда понимали, кто по-настоящему заботился об их благе.

3

Пройдя две войны – финскую и Великую Отечественную, – Иван Захарович и Иван Фроло́вич часто болели. В 1942 году Иван Захарович получил контузию. Женька не знал, что это такое, но ярко представлял, как именно контузия стала причиной всех его хворей. Можно было лечиться и в заводской больнице, она тоже располагалась в лесу и считалась, что надо, к тому же из ее окон виднелось сельское кладбище. «Кладбище рядом – это удобно», – серьезно утверждал дедушка. Но большинство фронтовиков клали в клинику при медицинском институте. В самом центре города.