Домая решил еще посмотреть что-нибудь об апокалипсисе. Вдруг не будет. Вдруг не сейчас. Но видео твердили обратное. Будет обязательно. И очень скоро. Неужели меня одного это пугало? И тогда я окончательно определил формат фильма. Мы будем подходить к людям на улице и спрашивать у них четыре одинаковых вопроса.

1. Верите ли вы, что 21 декабря 2012 года будет конец света?

2. Готовы ли вы к апокалипсису?

3. Что вы будете делать 21 декабря 2012 года?

4. Что самое важно для вас в этой жизни?

Затем мы выберем трех или четырех людей, они будут основными героями, и заснимем пару дней из их жизни. Что-то типа реалити, чтобы показать, чего лишатся люди после апокалипсиса, ну а в третьей части пойдем по пути Ларса фон Триера, наснимаем минут на десять кадров с пейзажами и животными. У нас тут степи, так этих пейзажей хоть жопой ешь. Наснимаем животных, птиц, в конце концов, не мы одни планету заселяем, им тоже кирдык наступит, нельзя про них забывать. Это будет трогательнее, чем людей в колясках показывать, животные вообще не знают о том, что их ждет.

Это хорошо, что у меня сложилась картинка в голове. А то точно не видать мне «Пальмовой ветви». Наснимали бы жуткую авторщину как делают наши режиссеры. Я типа гений, и вот вам мое восприятие мира. А посмотришь – бред и убожество, а не восприятие, руки отрывать надо с таким восприятием. Но теперь все будет хорошо. Теперь все получится. И хорошо, что не поддался на сексуальность Рыженькой.

С такими счастливыми мыслями я и заснул. Снился мне дедок со своей женушкой. Они катались на лодке, а я почему-то был их собакой. Пекинесом. Я сидел, смотрел, как дедок управляется с веслами, а тетка ему весело подмигивает. Она опустила руку в воду и брызнула на меня. Фу, блин. Мне было это чертовски неприятно. Я залаял. Но лай мой почему-то был больше похож на завывания Лепса. Потом дедок бросил весла, устал или просто надоело грести, хэзэ. Он прижал к себе тетку, начал грубо лапать, та даже глаза закрыла от удовольствия. Рука дедка скользнула под юбку, и тут я открыл глаза. Как вовремя я проснулся. Черт, еще немного и пришлось бы наблюдать, как дедок начнет пялить свою молодую женушку. Я и так впечатлительный, такого бы я не выдержал.

Утро выдалось дождливым. Я лежал под одеялом и слушал, как капли бьют о стекло и подоконник. Рабочий настрой тут же раскис, как картон в луже. Вот что за? Только стоит порадоваться, как тут же раз – и обломись. Словно кто-то специально подлянит. Опять вселенная против?

– Вселенная, это ты подлянишь? – спросил я сквозь одеяло.

Гребаный риторический вопрос. Вместо ответа зазвонил телефон.

– Алло!

– Дождь.

Звонил Марк.

– Вижу.

– Как снимать будем?

– С дождем.

– Угу. Может, все-таки Снежа…

– Никаких Снежан! – перебил я товарища. – Как договорились, в 13:40 на Пролетарской.

– Ладно.

Товарищ явно расстроился. Запал на Рыженькую. Вот не будь конца света, можно было бы только так девчонок клеить. Падкие они на славу. А тут вообще красота: приходишь такой весь на пафосе или объявление кидаешь, мол, я режиссер, снимаем кино, и все – любая с тобой пойдет, делай с ней что хочешь.

К счастью, дождь шел недолго. Из-за туч выглянуло солнце, и настроение сразу улучшилось. Я снова нацепил шарф. Буду пафосным режиссером. Пусть все видят.

Марк уже был на месте.

– А, товарищ режиссер, – сказал он, поправил капюшон и стал настраивать что-то в камере.

– Привет. Где Новиков?

– Хэзэ.

– Понятно. Ты готов?

– Готов. Камера только глючить может.

– Это я знаю.

– А где тарелочка?

– Какая тарелочка?

– Ну ты че, не в курсе?

– В курсе чего?

– Е-мое, кто у нас товарищ режиссер, я или ты?