– Нет, иди. Это испытание.

– Но я не знаю этих людей, и они выглядят совсем не дружелюбно. А что если они меня убьют?

– Никто и не заметит!» [6].

С какого момента человека можно считать мертвым? С момента прекращения им физического существования? А может, с того момента, когда собственное физическое существование начинает его тяготить? С потери смысла в жизни? И выбор здесь: поиск или смирение. Как закончить жизнь, в поиске или в смиренной уверенности, что как не ищи все равно ничего не отыщешь, кроме болезни, тщетности усилий, разочарования. Для одного этот вопрос не возникнет никогда, для другого, не однажды и не единожды. Все зависит от момента входа в «сумеречную зону» своего сознания, когда повседневность отступает в тень и из утреннего тумана или из полуночной мглы вдруг выступают образы настоящего и будущего, того, что ты уже не успел или еще не успеешь сделать. Осознание тщетности постановки цели, потому что, то что не дано ты не получишь никогда, руки твои налиты свинцом, в висках стучит и единственное что ты можешь осознать, то что жизнь проходит мимо, а ты неподвижен и наблюдаешь за ней со стороны, и твое присутствие в этой жизни не предусмотрено. Это мгновение и есть маленькая смерть. «Не существует ничего, кроме цели данного мгновения. Вся жизнь человека представляет собой последовательность мгновений» [8]. Момент, когда ты перестаешь чувствовать, момент, когда ты перестаешь мыслить, когда жизнь превращается в повинность.

Пальцами зябкими, сжимая глотку своей самости,

В потуге выдавить измученный голос стремления,

Напоминающий собственному разуму о том, что в тебе еще теплится жизнь.

Каждым движением, приближая смерть,

Каждой мыслью, воскрешая мертвое,

Каждым звуком, содрогая искусственные звуки,

Каждым взглядом, оживляя потерянные мгновения.

Черным муаром прикрыть лицо,

Вдохнуть пыльный воздух обреченности,

Выпустить струйку пара из нервно сжатых губ,

И пронзить холод небытия теплом облегчения,

Неизбежно осознавая моментальность последнего выдоха.

Судорожно ловя замерзающие узоры воспоминаний,

Исчезающие столь же быстро как появились,

Стирая тем самым собственное естество,

Превращая человеческое существо,

В маленькую песчинку,

Перышко в тумане,

Росинку на листе.

«Каждую ночь и каждое утро на земле рождается кто-то для боли. Каждое утро и каждую ночь, кто-то рождается для удач. Кто-то рождается для удач, кто-то рождается для бесконечных ночей» [6]. Момент свершения жизни, какой бы сферы индивидуальной жизнедеятельности он не касался (профессиональной, личной, духовной, творческой реализации), обязательно уходит в материальную действительность человеческого бытия, которая подчинена экономическим законам: поменьше затратить и подороже продать. Удачливость имеет свое лицо – сытое, умасленное, довольное, богатое. Творческая деятельность человека оценивается с позиции востребованности обществом в лице потребителей, и здесь для него встает дилемма: убить свое индивидуальное творческое начало и подчинить его потребностям широкой публики или «творить в ящик», прослыв неудачником, в надежде, что плоды труда не пропадут даром и будут оценены последующими поколениями. «Сегодня я понимаю, что жизнь человека не может быть измерена, тем что в этом мире называется успехом. Мы можем оценивать только наши собственные жизни, тем во что мы верили, какой выбор мы делали день за днем» [5]. Так или иначе, человек постоянно должен соизмерять свои желания с общественным предложением и подавлять страстные проявления своей истинной натуры, а значит, в каждый из таких моментов убивать в себе жизнь. «Будучи сдерживаемыми, желания мало-помалу становятся все более пассивными, и, в конце концов, от них остается одна только тень» [9]. Человек, желания которого подобны тени, сам становится тенью. В этом правда социальной обыденности – живем мы вместе, а умираем порознь.