– Можешь проверить, Щипач! – не без сарказма сказал Алексей. – Возвращайся в Вервь, иди на поклон к старейшине Велигору. Скажи ему, так мол и так. Я – беглый полукровка, сын гулящей девицы. Мой отец – этериец. Я жил в Бране. Хотел устроиться на судно в услужение к дулебам, но те обманули. Решили продать меня пиратам, после чего я убежал. Вернулся на твою милость, старейшина! Заодно проведаешь Тонгалашку!

Горбун побагровел.

– Говоришь как чужак! Или как шняка воет!

Алексей пожалел о своих словах. Задел горбуна за больное. Полукровки – отщепенцы рода. Их отвергали чистокровные этерийцы, презирали саты. Пираты использовали пленных полукровок в качестве рабочего скота. Покупали у дулебов, коренных жителей приморских земель. Скидывали за борт в море, что бы бедолага собирал ценные водоросли. Считалось, что настойка из водорослей повышает мужскую силу.

– Не сердись, брат! – сказал он примирительно. – Не такой осел старейшина Велигор, чтобы отдать тебя в жертву!

Щипач грустно посмотрел на товарища.

– Разве я не ведаю, для чего привязали к столбу? Ты спас меня…

– Чести ради, бродяга!

Этериец провел шершавым пальцем по шраму на лбу.

– Больно?

– Уже нет…

Этерийцы умели лечить болезни. В их объемистых сумках было полно склянок с мазями, сборами трав. Горбун повторил.

– Ты дважды спас меня, родное сердце!

– Забыли! – буркнул Алексей, хотя слова горбуна были ему приятны.

– Как ты гораздо делаешь, бродяга?

– Ты о чем?

– Мозглы. Они чуяли тебя, но ты рубил поганцев топором!

– Мне повезло…

– Брешешь, бродяга! Большая сила во взгляде мозглов! – в золотых глазах угадывался суеверный страх.

Следовало успокоить мнительного друга. А то впрямь примет его за нелюдя. Решил Алексей.

– Меня укусил Брыль за ногу! – он ласково потрепал проводника по загривку. – Вероятно, боль помогла.

– Мука не в жилу! – упрямо твердил Щипач. – Коли мозгл высасывает кровь – мука лихая!

В словах этерийца угадывалась железная логика. Зубы у мозглов были маленькие, слабые. Не зубы, а острые пластины. Убить стрелой или мечом чудовище непросто – губчатое, водянистое как у осьминога тело монстра зарастало на глазах. Вероятно, какая-то форма регенерации тканей, – предположил Алексей. Настя любила смотреть канал «Наука» на ютьюбе, а потом рассказывала ему о всяких интересных штуках.

Однажды охотники приволокли в Вервь мозгла, утыканного стрелами. Одна стрела угодила в глаз, на землю вытекло желе небесно-голубого цвета. Мозгл не умирал. Он лежал на площади, серый, пористый, словно выпотрошенные останки протухшей рыбины. Подошел старейшина Идар. Он был высокий, жилистый и веселый как демон. На месте левого глаза старейшины зияла черная воронка. Спустя две недели ему сломает медведь хребет, а в то время, еще живой, и полный сил мужчина, вставил в пасть мозгла кинжал как распорку, засунул в глотку руку по локоть, и вырвал наружу сердце чудовища, – черный желвак, пронизанный сетью трубчатых артерий. Мозгл издал протяжный стон, и умер. Идар отмахнул кинжалом кусок кровоточащего трофея, поманил чужака пальцем.

– Хочешь стать избранным, Левша?!

Лицо старейшины сохраняло суровое выражение, глаза смеялись.

– Придет час, одолеешь мозгла! – Идар поднес на острие ножа зловонную мякоть к его лицу Зеленая сукровица выступила на куске мяса. Разрезанный на части орган продолжал конвульсивно сжиматься.

– Ешь! – приказал старейшина.

Левша зажмурился, смрадный запах ударил в ноздри. Превозмогая отвращение, он проглотил кусочек. Скользкая масса скользнула в пищевод, словно живую лягушку проглотил.

– Быть тебе героем! – смеялся Идар.

Устройство быта сатов, речь и имена были отдаленно схожи с дохристианской Русью, какой ее изображали писатели и сценаристы популярных фильмов. С речью проблем не возникло, на юге России, многие жители и по сей день говорили также как саты. Было трудновато принять тот факт, что заурядное ущелье в горах Кабардино-Балкарии соединяет два столь непохожих мира! Здравый смысл цивилизованного человека противился вторжению новой реальности, а привычка напиться и забыть обо всем на свете, дала о себе знать, как застарелая спортивная травма откликается на ненастье. Почему он до сих пор не употребил местного эля, судя по запаху напоминавшего обычную брагу, оставалось загадкой для него самого. Может быть идеи, заимствованные на собраниях анонимных алкоголиков, запали в душу, или же возобладал инстинкт самосохранения. Очевидно, если он запьет, шансы найти злополучное ущелье и вернуться домой, растают как свинцовый туман, окутывающий местные леса в предутренние часы. Старейшина Велигор принял его за меота, – так именовали давних предков сатов, канувших в небытие по неясным причинам, и отнесся к пришельцу по-доброму. Ему была выдана одежда, взамен комбинезона и горных ботинок, – рубаха из груботканого полотна, сапоги из кожи какого-то неизвестного животного, довольно удобные и почти по размеру, штаны, куртка, и предоставлена относительная свобода перемещения по территории Верви, – как называли саты свое поселение. Всего в Верви, по наблюдениям новоявленного меота, проживало около десяти тысячи человек. Поселение окружал бревенчатый частокол, с наблюдательными вышками по периметру, где круглосуточно дежурили часовые, опасаясь нападения мункатов, – заклятых врагов сатов. У сатов к меотам была неоднозначное отношение, согласно преданиям, спасаясь от потопа, те ушли в горы. Попытка расспросить про меотов не увенчалась неуспехом. Никто ничего толком сказать нее мог, разве что Велигор, пребывая в добром расположении духа, сказал что-то про пещеру на южной оконечности острова, с множеством ходов, один из которых, обязательно выведет к жилищу меотов. После этих слов, у Алексея часто забилось сердце. С той поры он жил надеждой покинуть «гостеприимное» поселение, и найти злополучную пещеру. А потом появилась Милена, с ее жгуче-черными как августовская ночь глазами, и золотыми волосами, цвета колосящейся ржи, и мысль о возвращении домой, помимо зудящего желания, стала причинять боль. Решение покинуть гостеприимное поселение пришло в ночь, последовавшую сразу после набега мункатов, когда мстительный Ждан обманом заманил чужака в пыточную, и палач нанес ему злополучное клеймо на лоб…