Вопрос Алкесты выводит Филострата из задумчивости.

– В цитадели много оружия. Ты права, Алкеста, будем атаковать цитадель.

– Ты предлагаешь нам выступить за Евкратида? – Мидас поднимается с ложа. Смотрит, однако, не на Алкесту, а на Филострата. – Но ведь это государственное преступление. Измена базилевсу карается смертью.

– А что, столичная дева права. – Филострат поднимает правую руку с полотенцем. – Шутки со стариками-магистратами закончились. Добровольно они власть в буле не уступают. Евкратид нам поможет. За меридарха Евкратида! Да здравствует новый базилевс!

– Выступаем против династии? А вдруг сатрап возвернётся от Мараканды? – Главк сомневается, смотрит на Филострата. Филострат обнимает за плечи товарища. Нежно произносит:

– Сатрап не возвернётся. Базилевс сатрапа призвал на подмогу. Полис оставлен нам на разграбление. Бери что захочешь! Хочешь – башню, хочешь – порт, хочешь – цитадель. В буле заседают трусы. Трусы вокруг нас! Разве ты не видишь их страх? Всё получится, вот увидишь, Главк. Цитадель достанется филе синих без потерь. Дерзость – лучшее наше оружие. – Филострат отправляет смущённому Мидасу приподнято-бодро: – И твою гетерию вооружим. Будет у каждого из твоих торговцев по надёжному копью и щиту. То-то будем мы биться с врагом! Не с камнями и парками на агору пойдём.

Товарищи прощаются с Алкестой, покидают шумно андрон. Филострат уходит последним. Шепчет в дверях виновато:

– Извини нас за прискорбную ссору в доме твоём. Приятно поговорить я желал, произвести на тебя впечатление хорошее. Недостойно вышло. На Кефала что-то нашло. Дух безумия в него вселился. Никогда раньше не был одержимым Кефал. Наговорил какие-то несуразности. Сбежал как трус, без поединка. Прости его и нас. Ты великолепна, Алкеста!

– Кефал пожалеет об оскорблении, тебе нанесённом, – гордо отвечает Алкеста.

Гости уходят, за воротами раздаётся стук копыт.

– Алкеста, что прикажете делать с угощением? Два запечённых барашка остывают. – Лай виновато указывает в сторону кухни.

– Знаешь ли ты, где расположены мукомольни Кефала? Верно, где-то рядом с ними должны быть и мучные склады? – Алкеста тянется к кошельку на ремне. Жест хозяйки не остаётся незамеченным для управляющего.

– Саботаж или диверсия? – вопрошает загадкой Лай.

– Поджог. – Алкеста развязывает кошелёк и достаёт монеты. – Хорошо ли горит готовая мука?

Лай выставляет вперёд левую руку. Алкеста поднимает брови.

– Не стоит, хозяйка, с оплатой. Монеты мне не нужны. Мне нужна свобода. Ради свободы я готов на всё.

Хмурый Лай уходит к конюшням, там у стойл отбирает троих мужей, и они вчетвером седлают лошадей. В руках у каждого из рабов по три заготовленных неподожжённых факела. Лай берёт с собой огниво и кувшин с маслом. Четыре тени покидают поместье Менесфея.

Алкеста обращается к оставшимся рабам:

– Выставьте столы во внутреннем дворе. На них расставьте посуду. Двух барашков держите горячими. Как вернутся наши, меня позовите.

Хозяйка поместья поднимается по лестнице с серебряным канфаром. Половицы под её ногами не скрипят.

В середине ночи Алкесту вежливо будят две служанки.

– Вернулись? – Алкеста вскакивает, так, словно бы и не спала.

– Да, хозяйка, – смиренно кланяется служанка, протягивает деве гиматий, носки и сапоги.

Быстро надев на босые ноги короткие изящные сапоги, Алкеста в одном чёрном хитоне спускается по лестнице. Спускаясь, Алкеста считает собравшихся. Внизу стоят Лай и трое уехавших с ним, позади них прочие рабы. В руках Лая и мужей, отобранных им, нет факелов. Никаких следов ранений не имеется. Алкеста успокаивается, с середины лестницы спускается уже медленно. Служанка догоняет хозяйку, накидывает на её плечи гиматий.