– Алкеста, пробудись! Я вернул наш дом! Хвали меня, дочь! – едва распахнув дверь комнаты постоялого двора, изрекает Стасипп. – Дом наш стал краше. Покрашены стены. Узоры в спальнях пущены с потолка до пола. Мебели прибыло много всякой и разной. Тебе понравятся улучшения. Уютно и дорого выглядит наше жилище. Расписан андрон. Со столичным вкусом наш захолустный дом.

На лице девы появляется любопытство. Алкеста приподнимается с ложа. Откидывает одеяло, садится. Стасипп тут же вкладывает в руки дочери тугой кошель.

– Что это? – рассеянно принимает данное дева, откладывает в сторону кошель, поправляет причёску, смотрит в бронзовое зеркало.

– Ты подкинь! Пусть раздадутся волшебные звуки. Ну же, хорошенько потряси! О, как я люблю их глухое бряцанье! – Стасипп отнимает у дочери зеркало, подпрыгивает с ним на одной ноге, неуклюже изображая ритуальный танец жриц. Поёт басом в закопчённый потолок: – Зачем мне Бактры, когда есть Александрия!

Алкеста нехотя развязывает кошель, высыпает часть его содержимого себе на колени. На свет появляются серебряные драхмы и оболы32.

– Помнишь, говорил тебе, что восстану из пепла? Помнишь? Случилось то моё обещание в самые первые дни горестного путешествия в Александрию.

– Позабыла я тот разговор. Не помню ни первых, ни последующих дней. – Алкеста равнодушно ссыпает монеты обратно в кошель. – И что с того, мой родитель?

– А вот что – только вернулся я в родную Александрию, ха-ха, и сразу деньги добыл! Сразу целых шесть мин серебром полновесным. Легко деньги достались! Взятки никому не давал! Клятвы страшные не приносил у храма. Дельце прибыльное на пустячной болтовне провернул. Своё слово я сдержал. Любит меня этот город. Местные боги покровительствуют мне. Так-то, дочь. Пусть и переменчива судьба, но заботу добрых богов злому року никак не пересилить. Возьми-ка эти монеты, ступай на агору, прикупи нам съестного, хлеба, мяса вяленого, вина и воды. На днях подыщу нам кухарку искусную, будет кому нам стряпать еду. Вкусно поесть я люблю. – Стасипп наклоняется, доверительным тоном шепчет на ухо дочери: – Мы ещё вернёмся в столицу. Да-да! Обещаю, обязательно вернёмся! Вернёмся не проигравшими, вернёмся победителями. На Евтидема Второго я больше ставку не ставлю. Предал он меня. Отступился от филы сторонников. Метался в мятеже. От страха дрожал. Слабоволен для правления Евтидем. Кукла нарядная, кукла безвольная он. Настоящий правитель Бактрии, конечно же, Деметрий Непобедимый. Осенью Деметрий прибудет с войском, восстановит порядок в державе, осадит столицу, и я так сразу без колебаний-сомнений поддержу старого доброго базилевса. Есть у меня один план хитроумный. Не расскажу я тебе, преждевременно то, но знай, уже этим вечером начинаю кампанию по нашему возвращению в Бактры. Окупятся старания с лихвой. Увидишь мой триумф, дорогая Алкеста! За верность династии вернут мне и отнятый дом, и богатое поместье. А всех этих ничтожеств, то бишь бродяг сирийских, заживо закопаю. Будут трупами сады мои удобрять. О да, Бактры познают мою справедливость!

Стасипп встаёт в позу оратора, выпячивает грудь, подтягивает живот, смотрит с блаженной улыбкой куда-то в потолок. Тщеславие переполняет Стасиппа. Алкеста покидает ложе, с видом печальным уходит прочь из комнаты. Где-то за дверью раздаётся её приятный мелодичный голос:

– Эхем! Запрягай лошадей, умелый возничий. Уезжаем в Александрию. Поможешь мне с домом.

Алкеста подходит к повозке, с ней, пыльной, шёпотом тихо ведёт доверительную беседу:

– Надоел ты мне, безголовый старик! Опостылел до самого худшего, до отвращения. Не могу слышать твои наставления. Где твоя мудрость, Стасипп? Снова и снова твердишь ты про обогащение. Деньги-деньги! Только одно у тебя на уме. Серебро заменило душу тебе, мой родитель. Ради звонких монет готов ты на всё. Страсти твои мерзки, жаждой наживы одной ты движим. Ей и живёшь. Забери эту страсть, что останется у тебя? Боги, которых ты поминаешь? Радение, забота о близком? Ничего у тебя не останется! Бродяги сирийские? Заживо закопаю? Дом и поместье? Об имуществе утерянном ты только страдаешь? Сердце у тебя пустое-жестокое, отец. Ах, как же ты противен, Стасипп! Есть иное богатство, родитель, тебе незнакомое! Глупый-глупый старик, я богата и без твоего серебра, познала я истинное чистое чувство. Вот оно, богатство настоящее. Дороже мне чувство любви любого злата и серебра. Сердце моё переживаньями переполнено, и ожиданьем живу я. Хоть ты и выкрал меня, но богатство моё тебе не отнять. Жажда наживы – разве сравнится она со страстью любовной? Нет, не сравнится. Кошель твой пуст, хоть и полон, нет в нём отрады! Не сломил ты меня путами. Горести я преодолею достойно. Воля крепка. Придумаю план похитроумней, чем твой. Сбегу от тебя, родитель, обещаю, сбегу. Сбегу ещё раньше твоего победного возвращения в Бактры. Люблю я безумно Аргея. Любовь – смысл жизни моей. Меня замуж насильно не выдашь! До сватовства не дойдёт. Не дочь я тебе, Стасипп. Не дочь. Нет ничего меж нами общего, кроме ненависти кровной. Несчастная невольница я в твоём заточении, безголовый старик.