Капаней смягчается, возобновляет прогулку.

– Наконец-то это свершилось! Мало было нам близкородственных свор. Ненужное то, Стасипп. Не юнец ты глупый из красных. Хвала мудрым богам, уладили маленькое дельце!

Позади Стасиппа и Капанея раздаётся отборное сочное проклятье «красным и тем продажным, кто с ними блуждает» в исполнении Иалиса. Капаней оглядывается назад. Иалис смолкает. После трёх поворотов мужи оказываются перед свежеокрашенными в ярко-красный воротами. Хозяин постоялого двора с радостью набрасывается на правую створку ворот, тарабаня по древу руками и ногами что есть сил. Ворота открывает невзрачный подросток. Стасипп тут же хватает его за ворот подшитого экзомиса, тащит к себе, приблизив, отвешивает подростку сильную оплеуху. Испуганная жертва нападения передаётся на попечение Амфитриону.

– У нас твой сын! Выходи! Да не прячься! А не то будет сын твой плакать! – довольным голосом кричит в открытые ворота Стасипп.

Появляется полный мужчина, эллин, обритый налысо, лет тридцати с небольшим, в кожаном фартуке. В его руках наполовину расписанная пелика.

– Где мои деньги, ловкая кисточка? – сразу без предисловий кричит Стасипп. – Удумал меня обмануть? Мошенник! Не на того напал! Меня не проведёшь! Приехал я из Бактр за долгом твоим.

– Не надо меня выселять! Ждал твоего доверенного для передачи оплаты, – протестует арендатор дома. – Должен тебе три мины серебром. Долг небольшой. Деньги при мне. Могу прямо сейчас оплатить. Возрадуйся, Стасипп! Много внёс я улучшений ценой на несколько мин: стены узором украсил, потолки побелил, мебелью собственноручной работы наполнил пространство. Дом твой пустой, дом неуютный и грязный стал домом чистым, уютным и обжитым. Теперь это и мой дом, Стасипп.

– Поздно детский лепет нести! – вопит в голос разгневанный хозяин дома. – Добрые люди, вы только что сами слышали – этот сумасбродный наглец не только попирает общепринятую добропорядочность в делах, но и намеревается присвоить чужую недвижимость под видом каких-то смехотворных улучшений! Теперь это мой дом? Как это твой? Что за чудовищная наглость! Нет-нет! Этот дом никогда не станет твоим! Это мой дом, только мой! У меня есть документы на владение. Что есть у тебя? Кисточка? Не притязай на чужое! Убирайся, подлец, из моего дома! Расписал он, видите ли, потолок. А кто тебе вообще разрешил уродовать стены чужого арендованного дома? Я тебе не разрешал. Не было таких условий в нашем с тобой письменном соглашении.

– Ограбление среди белого дня происходит! – возражает арендатор.

Магистрат поднимает посох – положенное время спора истекло, оглашает сухим холодным официальным тоном волю буле Александрии. Жрец храма Зевса демонстрирует собравшимся прохожим свиток соглашения об аренде. Зеваки дружно встают на сторону раскрасневшегося, утирающего платком пот, тяжело дышащего Стасиппа. Арендатор повержен «жестокостью закона». Немногим позже начинается принудительное выселение из дома. Хозяин дома удерживает с арендатора и его плачущего семейства «всё имеющееся у должников имущество в счёт погашения накопленного долга и разумного процента по тому долгу». Наполовину расписанный сосуд и кисть выхватываются из рук растерянного художника торжествующим Иалисом. С противным гаркающим хохотом машет кистью перед лицом художника хозяин постоялого двора.

– Не нравится мне этот ядовитый модный цвет. Пугают яркостью ворота, видны с соседнего квартала. Кисточка здесь клиентов принимал, а я здесь намерен покойно жить. Завтра поутру перекрашу ворота в синее. Старое приличное по духу мне милее, – заверяет магистрата в благонадёжности Стасипп, вступает во владение обновлённым домом.