Пулемётовым опять удивительный дар с воли: белые сухари и трёхлитровая банка компота (тоже – домашний?)

Пётр не на нарах, а на нервах. То морзянку у трубы ловит, то – ухо к двери. Вот крик. Брата ведут?

Вадим читает книгу. Малоавторитетная литература художественная! И Толстой, и Достоевский, и этот Чехов… Не понять тебе, какие книги бывают! Ходит Пётр, и, будто о порог: некоторые его книги в тайнике. Выполнен умело, не найти. А пуля? Бум! – немного, и головой бы о верхние нары. Но родной дом не отдаст улику! Там дрель необходима!

Опять у трубы. Азбука Морзе – ценное знание наряду с риторикой и рекомендациями Дейла Карнеги.

В «диванной» пистолет видела только модель («…на полу… дым…») Не «слушатель» она, каковым является, например, участковый. Свидетель. И она не обманет. Под пытками будет говорить только правду и ничего, кроме правды! Но Варя… Глупая баба! Хотя вряд ли добудут в «пучине» маленький предмет. И тогда никаких улик. И долее в тюрьме держать не имеют права. Шарьте «Макаров», о котором болтает Кромкин, у других, не у Крыловых Петра и Вари. В конце концов, неумно это, на баланду тратятся деньги казны. Метрономос… Выгребную яму откачивают, ха-хи-и-ха! Но параллельно могли бы верующих к нему на краткое рандеву. И полетит на радиоволнах: «В Советском Союзе в Екатеринбургском централе (эта тюряга имеет громкое давние имя) узник совести!» Таковой и нет ни у кого в этой бессовестной стране.

Вадька наблюдает. Один глаз, но внимательный. Надоел!

– Вынюхиваешь?

На крик контролёр о «нарушении режима». С его уходом Пётр выпаливает:

– Чайником, – рука в направлении посудины, – и проломлю голову этому татарину.

– Кто много болтает, ни на какие дела не годен, а тем более, на такое, – прямой выпад кривого.

– Это я не годен?

– Ага, ты. Дам в лоб и улетишь под нары.

Немалая обида на мир, на людей, наподобие температуры в больном, делает рывок:

– Я пятерых зарезал! Нет, четверых. Пятую только за горло, и готова… А тебе морду выправить?

Удар… Вадька падает. Не «под нары», правда, а на них.

Оперативно, как два оперативника, Пулемётовы. Пётр в ступоре: не только «морду выправить мог», а убить! Охрана в камере. Удар ботинком в голень от татарина. Кокшаров собирает манатки, и книгу. Пулемётовы держат Петра, кривого выводят.

У Пулемётовых рыльца тайные. «Мы внуки сына полка», – гордость Юрки. Во время уличной драки ими отправлена в нокаут и в больницу целая компания. Один на грани. Пулемётовых временно нет в команде самбистов (клуб «Трудовые резервы», «ТР»)

– Ну, и как оппоненты?

– Какие? – не отошёл от усмирения Петра Юрка (у Олега удивлённое лицо). – Нормально…

Олегу – не говорливому – неудобно за враньё брата. Петру они казались и молоденькими, и мелкими, нетрудно, будто карликов, упаковать мордами к двери, привязав к батарее их длинными вафельными полотенцами со штампами на углах «ТР». Но, не будь их, не Пётр бы «под нары» (обещание Вадьки Кокшарова), а Вадька уже был бы не только с кривой головой, но и с проломленной, а Пётр в карцере полумёртвый, но не от руки Вадьки, от охраны. Какая бравада уголовная: «Четверых зарезал, а пятую…» Прямо откровение в кровавом деле, и могут гонять не только по выстрелу, а прямо – по делу на улице Нагорной, как в том бункере на дне тюрьмы.

– Я тут неправду… Аффект. Навеян тюрьмой. Видите, радио убрано? Там датчик для внедрения на подкорку индивида далёких от него идей. Удобно для процента раскрываемости.

Ребята, открыв рты, будто опять лекция на тему мифологии.

Вталкивают нового «кукушонка». Вместо побитого. Не кривое лицо. Очкарик. С виду преподаватель, но не математики, а географии, напоминает школьного (тот глуповат). Пётр даёт информацию: брат в квартире выпалил из «Вальтера» столетней давности.