– Девушка – христианка! – воскликнул грек.

– Подожди, Хилон. Ты человек неглупый. Мы знаем, что Юния Силана и Кальвия Криспинилла обвинили Помпонию Грецину в принадлежности к христианскому суеверию, но мы также знаем, что суд оправдал ее от возводимого обвинения. Неужели ты снова хочешь предъявить его? Как убедишь ты нас, что Помпония, а с нею и Лигия могут принадлежать к числу врагов человеческого рода, отравителей колодцев и фонтанов, почитателей ослиной головы, – людей, убивающих младенцев и предающихся отвратительнейшему разврату? Подумай, Хилон, ведь тезис, который ты выставляешь, способен отразиться в качестве антитезиса на твоей спине!

Хилон развел руками в знак того, что он здесь не виноват, после чего сказал:

– Господин! Скажи по-гречески следующее: Иисус Христос, Божий Сын, Спаситель.

– Хорошо… Я говорю!.. И что же?

– А теперь возьми первые буквы каждого слова и сложи их вместе.

– Рыба! – воскликнул изумленный Петроний.

– Вот почему рыба стала символом христиан, – наставительно произнес Хилон.

Все молчали. Но в доказательстве грека было что-то столь убедительное, что оба друга не могли прийти в себя от изумления.

– Виниций, – спросил Петроний, – не ошибаешься ли ты? Действительно ли Лигия нарисовала рыбу?

– Клянусь всеми подземными богами, я сойду с ума! – воскликнул раздраженный Виниций. – Если бы она нарисовала птицу, я сказал бы, что это была птица!

– Значит, она христианка, – повторил Хилон.

– Значит, Помпония и Лигия отравляют колодцы, – воскликнул Петроний, – убивают похищенных на улице детей, предаются разврату! Вздор!! Ты дольше был в их доме, Виниций, я был там мало, но я хорошо знаю Помпонию и Авла, достаточно знаю и Лигию, чтобы сказать: клевета и вздор! Если рыба есть символ христиан, с чем спорить трудно, и если они действительно христиане, то клянусь Прозерпиной, что христиане совсем не такие, какими мы представляем их себе.

– Ты говоришь, как Сократ, – сказал Хилон. – Кто говорил с христианином? Кто знает их учение? Когда я шел три года тому назад из Неаполя в Рим (о, зачем я не остался там!), ко мне присоединился в пути один человек, врач по имени Главк, о котором говорили, что он христианин, и я убедился на деле, что это был добродетельный и честный человек.

– Не от этого ли честного человека ты узнал теперь, что значит рыба?

– Увы! Нет, господин. По дороге в одной гостинице кто-то ткнул этого доброго человека ножом, а жену его и ребенка увели в рабство торговцы невольниками; защищая их, я и потерял оба пальца. Но у христиан, говорят, бывают чудеса, поэтому я надеюсь, что пальцы отрастут и у меня.

– Как? Ты христианин?

– Со вчерашнего дня, господин, со вчерашнего дня. Сделала меня христианином рыба. Какая в ней, однако, сила! Через несколько дней я буду самым ревностным христианином, и меня посвятят во все тайны. Тогда я узнаю, где скрывается девушка. Может быть, мое христианство будет лучше оплачено, чем моя философия. Я обещал также Меркурию, если он поможет мне отыскать беглянку, принести в жертву двух баранов, однолеток и одномерок, которым велю вызолотить рога.

– Твое вчерашнее христианство и твоя старая философия позволяют, значит, верить и в Меркурия?

– Я всегда верю в то, во что мне нужно верить, и в этом моя философия, которая должна, конечно, прийтись по вкусу Меркурию. К несчастью, этот бог так недоверчив! Он не верит обетам даже целомудренных философов и, наверно, предпочел бы получить баранов раньше, между тем это ведь немалый расход. Не каждый среди мудрецов – Сенека, мне это сделать трудно, и если благородный Виниций в счет тех денег, которые обещаны мне, даст… немного…