– Твой благородный философ – обманщик. Не был, не показывается и не покажется больше!

– Я лучше думаю если не о его честности, то об уме. Он пустил кровь однажды твоей мошне и наверняка придет, хотя бы ради того, чтобы сделать это еще раз.

– Пусть он побережется, а то я пущу кровь ему самому.

– Не делай этого; потерпи, пока не убедишься окончательно в его обмане. Не давай ему больше денег, но обещай большую награду в будущем, если он принесет тебе верное известие о Лигии. Делаешь ли что-нибудь сам?

– Два моих вольноотпущенника, Нимфидий и Демас, ищут ее во главе шестидесяти людей. Тот из рабов, который откроет местопребывание Лигии, получит обещанную свободу. Кроме того, я послал нарочных по всем дорогам, ведущим из Рима, чтобы они расспрашивали в придорожных селах о лигийце и девушке. Сам я дни и ночи брожу по городу, надеясь на счастливую случайность.

– Если узнаешь что-нибудь, извести меня, потому что я должен уехать в Анциум.

– Хорошо.

– Когда ты, проснувшись в одно прекрасное утро, скажешь себе, что не стоит мучиться из-за одной девушки и тратить так много сил на поиски, приезжай в Анциум. Там не будет для тебя недостатка ни в женщинах, ни в утешении.

Виниций начал ходить большими шагами по комнате, Петроний смотрел на него некоторое время молча, потом сказал:

– Скажи мне искренне, не как безумец, который возбуждает себя, а как рассудительный человек, который беседует с другом: действительно ли ты все время думаешь об этой девушке?

Виниций остановился, посмотрел на Петрония, словно не видел его раньше, потом снова стал шагать по атриуму. Видно было, что он старается подавить в себе волнение. Наконец на глазах его от чувства собственного бессилия, от боли, гнева и необоримой тоски выступили слезы, которые сказали Петронию больше, чем самый красноречивый ответ.

Подумав немного, Петроний сказал:

– Мир держит на плечах не Атлас, а женщина; иногда она играет им, как мячиком.

– Да! – ответил Виниций.

Они стали прощаться. Но в эту минуту раб доложил о приходе Хилона Хилонида, который ждал в прихожей и просил допустить его пред лицо господина.

Виниций велел впустить его тотчас же, а Петроний сказал:

– Что? Не говорил ли я тебе! Клянусь Геркулесом! Но старайся сохранить спокойствие, потому что в противном случае он будет владеть тобой, а не ты им.

– Привет и честь благородному военному трибуну и тебе, господин! – говорил, входя, Хилон. – Пусть ваше счастье будет равным вашей славе, а слава пусть распространится по всему миру от столпов Геркулеса до арсийских границ!

– Здравствуй, законодатель добродетели и мудрости! – ответил Петроний.

С притворным равнодушием Виниций спросил:

– Что ты приносишь нам нового?

– В первый раз, господин, принес тебе надежду, теперь приношу уверенность, что девушка будет найдена.

– Значит, ты не нашел ее до сих пор?

– Да, господин. Зато я нашел разгадку, что значит тот знак, который она начертила тебе на песке. Я знаю теперь, кто те люди, которые отбили ее, и знаю, среди последователей какого божества нужно искать их.

Виниций хотел вскочить с кресла, на котором сидел до сих пор, но Петроний положил ему руку на плечо и обратился к Хилону:

– Продолжай!

– Уверен ли ты, господин, что девушка начертила на песке рыбу?

– Да, да! – крикнул нетерпеливо Виниций.

– В таком случае она – христианка, и отбили ее христиане.

Наступило молчание.

– Послушай, Хилон, – проговорил наконец Петроний, – мой племянник обещал тебе за розыск девушки большое количество денег, но и не меньшее количество розог в случае обмана. В первом случае ты купишь себе не одного, а трех писцов, во втором – философия всех семи мудрецов, с добавлением твоей собственной, не послужит тебе мазью для заживления кожи.