– Один, – прохрипел Антон Альфредович, опять неожиданно для себя самого.

– Не понял, что один?

– Один художник делал и камин, и картину. – И забилась мысль: «Боже, зачем я это сказал? Кто просил? Откуда во мне этот идиотизм?»

– Тогда он не просто мастер, а мастер-универсал, – восхищенно посмотрел на камин и картину Аркадий. – Вам повезло, Антон Альфредович. Наверное, вы везучий человек, да? – и клинок взгляда шевельнулся у горла Антона Альфредовича.

– Не знаю, – завяз язык в зубах везучего человека.

– Ладно, – отвернулся от него Аркадий, – давайте перейдем к делу.

– Антон Альфредович, – вошла Марина, – вас к телефону.

– Одну минуту, – извинился Антон Альфредович и торопливо вышел. – «Что происходит? Почему я нервничаю? – метались вопросы, не находя ответов. – Откуда этот страх?..» – шел он по коридору, не осознавая – куда и зачем.

Секретарь, удивленно пожав плечиком, вернулась на свое место. А Антон Альфредович зашел в туалетную комнату и, закрыв изнутри дверь, встал как вкопанный. Бесприютность, опутанная страхом, снова поглотила его. Он ощутил себя инородным телом, загнанным в угол. И это в собственном доме! Мерзко-лягушечье чувство противно расплывалось, обретая забытую форму…

…Школа, класс, забившийся от страха в угол мальчишка, ничего не видящий из-за выступившего на очках пота, а может, слез. – «Предатель! Гад! Училкин подхалим!!» – кричат одноклассники. Как он ненавидел их всех! Никогда одноклассники не были его друзьями. Всегда ему хотелось за что-то им отомстить. В тот раз он сказал учительнице, что это Витька принес в школу голубя и сорвал урок математики, и Витькиных родителей вызвали в школу. Дома Витьке досталось под полную заглушку, его оттрепал сам отец. Этого Антон и добивался, потому что Витька унижал его своим превосходством, но еще больше – невниманием. Мог ли он подумать, что учительница, стерва, проболтается. Наверное, она специально это сделала. Витька рассвирепел. Когда уроки закончились, он поймал Антона в коридоре, загнал назад в класс, и неизвестно, что бы там было, если бы не тетя Клава, школьная уборщица. Витька уже засучил рукава для расправы, а остальные мальчишки обступили их плотным кругом, чтобы Антон не вырвался. Но вовремя вошла тетя Клава.

– А ну! – закричала откуда-то с порога (сквозь запотевшие очки Антон ничего не видел, только слышал). – Я вас счас быстро всех разберу, – грохнула угрожающе палкой об пол. – Марш по домам, разбойники! Завтра же все учителям доложу.

Это Антона и спасло. Витька перепугался, что ему опять будет трепка, и стал договариваться с тетей Клавой о молчании.

– Ладно, – согласилась тетя Клава, – не скажу. Только пацана не трожь. Глянь, как трясется, бедолажный. И не стыдно тебе с таким связываться?

– Еще раз насексотишь, – пригрозил Витька, – убью. – И отпустил.

Больше Антон на него, конечно, не сексотил, но мечту загнать Витьку в угол – лелеял. Все школьные годы лелеял – не получилось. Но сейчас-то это все к чему? Сейчас он – преуспевающий адвокат, а не загнанный в угол сопляк, перед ним не разъяренные одноклассники, а нуждающийся в его услугах клиент, и он не в школе, а в собственном офисе. Откуда ощущение того проклятого угла? – Антон Альфредович подошел к зеркалу.

– Тебе надо ему отказать, – сказал своему отражению. – Происходит что-то ненормальное. В его присутствии ты перестаешь собой владеть. Ведь это ты – адвокат, а он – только клиент. И это мой дом. В чем же дело? Что, в конце концов, происходит? Почему этот человек ведет себя так, будто он хозяин и дома, и положения. И почему я нервничаю, а не он? Обычно бывает наоборот. Отказать, – круто развернулся адвокат. – Отказать и все!