Только увидев его, Цукиёми сразу узнала отца. Но что он здесь делает? И почему до сих пор не реагирует на ее присутствие?
– Пап… – неуверенно попробовала окликнуть она, почувствовав, как дрожит голос, – в общем… сегодня много всего случилось и… Ты ведь не злишься?.. – Она подняла на него по-детски доверчивый взгляд, – Су, он ведь еще маленький…
Я уверена, он не хотел… Я думаю, что нам… – Достаточно.
Холодный пустой голос под гнетом нарастающего давления заставил Цукиёми вздрогнуть и опустить в пол нервный взгляд. Она чувствовала, что сейчас происходит что-то важное, что-то, на что она может повлиять, если только найдет правильные слова. Но правда в том, что она их не знала.
Пока ее мысли метались в черепной коробке, она потеряла Идзанаги из поля зрения, лишь слабый порыв ветра и шаркающий звук каменной плитки под ногами, донёсшийся откуда-то сзади, помогли ей вынырнуть из водоворота размышлений и быстро обернуться.
Идзанаги стоял рядом со входными воротами на дворцовую площадь, глядя за горизонт. Он ничего не говорил, но слова и не требовались. Цукиёми все поняла, и ее пробрал ужас от осознания того, что неминуемо сейчас случится.
«Нужно что-то придумать! – пронеслось в голове у нее. – Что-то сказать! Ну же, ну же, ну же! Давай! Думай! Время уходит! Придумай! Скажи! Ну же! Скорее! – Она судорожно бросала взгляды во все стороны, пытаясь найти хоть что-то, что могло бы ей сейчас помочь. – Давай же, скажи уже хоть что-нибудь! Может быть, повезет, и это будет именно то, что нужно…»
Арису Эри
Ей никогда не везло.
Идзанаги исчез. Просто растворился в воздухе, как будто его здесь никогда и не было. Подул холодный ветер, но Цукиёми его не почувствовала, как и не чувствовала ничего. Вроде бы она простояла так всего несколько секунд, но почему-то казалось, что прошла уже целая вечность, прежде чем она смогла сделать вдох…
Просто стоять на улице было глупо, поэтому она решила пойти… Куда? Куда она могла пойти?!. На кухню. На улице стояла кромешная тьма и в воздухе витала ночная прохлада. Было либо слишком поздно, либо слишком рано. В любом случае, на кухне не было никого.
– Почему?
Цукиёми зажгла возле входа небольшой фонарик. Тусклый свет озарил комнату. Не спеша богиня подошла к столешнице, на которой лежали желтые яблоки. Взяв одно, Цукиёми начала его резать маленьким кухонным ножичком, который кто-то нечаянно забыл.
– Почему?
Сначала разрезала пополам, затем вырезала сердцевину. Изза дрожащих пальцев приходилось все делать крайне медленно и осторожно, чтобы случайно не порезаться. Закончив, она опустилась на пол, положила рядом с собой тарелку с яблоками и начала есть их одно за другим, глядя в пустоту… – Почему?
Странно… Почему-то каждая последующая долька была кислее предыдущей, и на губах также появилась какая-то странная соленая жидкость. Поднеся к лицу руку, Цукиёми почувствовала стекающую по подбородку тонкую струйку.
– Я плачу?..
Этот вопрос был последним, что она четко запомнила. Казалось, после него плотина отрицания, до этого сдерживающая ее чувства, прорвалась. Все вокруг смешалось в одну сплошную непонятную кучу красок и нечетких образов, которые то появлялись, то исчезали настолько быстро, что Цукиёми не могла их рассмотреть. Параллельно с этим девочка периодически слышала свои собственные прерывистые всхлипы и кашель. Кажется, она подавилась… Возможно, кусочком яблока… или слезами. Из-за дрожи во всем теле богиня не могла ровно дышать, и рыдания, накатывающие снова и снова, ничуть не помогали ее слабым попыткам взять себя в руки и успокоиться. Кажется, в полубреде она умудрилась обо что-то порезаться. Ей не удалось рассмотреть – обо что. Однако быстро намокшие пальцы правой руки довольно скоро стали неприятно липкими, что явно свидетельствовало о том, что порез был глубоким. – Почему?!.