Загадочный незнакомец не проронил ни слова и не пытался оттолкнуть или обнять в ответ маленькую девочку. Вдруг он резко сжал ее здоровую руку и потащил за собой. Цукиёми не сопротивлялась. Все ее силы были направленны лишь на то, чтобы успевать переставлять ноги. Какое-то время они не сворачивая шли по коридору, пока не остановились у двери.

Сперва Цукиёми чуть не налетела на своего проводника, потому что остановились они слишком резко и внезапно. Выглянув из-за его спины, она увидела простую, ничем не отличающуюся от остальных, дверь. Таинственная фигура распахнула ее и обернулась к Цукиёми. Она явно чего-то ждала от богини, но та не двигалась с места.

За дверью оказалась пустота, будто продолжение темного коридора, только с еще более непроглядной тьмой, так что даже очертания того, что оказалось внутри, невозможно было разглядеть. Надеясь все же что-то увидеть, юная богиня осторожно подступила к порогу и заглянула внутрь, но там по-прежнему была все та же густая тьма. Недоуменно она развернулась к проводнику, но примерно на середине движения почувствовала сильный толчок, а в следующую секунду ощутила легкость падения.

Где-то на миг шум, до этого не смолкающий в ее голове, стих. Воцарилась такая тишина, что малышка услышала звук рассекаемого ее собственным телом воздуха. Цукиёми зацепилась взглядом за силуэт провожатого и была уверена, что в это мгновение их взгляды пересеклись, но было невозможно прочесть выражение, с которым эта фигура смотрела на богиню, точнее, его у нее просто не было: как будто смотришь на пустой серый холст. Цукиёми попыталась закричать, но крик так и не покинул побелевших уст богини, когда взгляд ее приковала огромная пасть этого существа, которая как будто была только что нарисована и наполнена сотней зубов, и раскрылась в некоем подобии улыбки, больше напоминающей оскал. Под оглушительные вопли, грянувшие в голове с новой силой, и не сводя глаз с безликого улыбающегося существа, она падала вниз.

Упав на что-то мягкое, девочка начала проваливаться, как будто погружаясь в трясину. Со всех сторон ее начали оплетать черные руки, и она чувствовала, что, если им удастся утянуть ее на дно – дороги назад уже не будет. Сперва Цукиёми сопротивлялась, но на какое-то ничтожное мгновение ей показалось, что боль, до этого разрывающая ее изнутри, стихла. Она заколебалась, и этого секундного колебания хватило, чтобы ее затянуло в разверзшуюся пучину с головой.

– Ваша мать мертва, – сурово произнес Идзанаги.

«Голос отца заставил меня вздрогнуть. В шоке я попыталась осознать смысл его слов. Но голова вдруг опустела, стерев все мысли, словно напрочь отказываясь воспринимать услышанное. Внезапно я ощутила вставший комок в горле и скопившиеся в уголках глаз слезы. Едва сдерживая подступающие рыдания, я услышала тихий всхлип брата…»:

– Матушка… – жалобно протянул он, практически распластавшись на земле с боку от меня. – Мама, я хочу к маме!

Где она? Я хочу к ней!.. Папа я хочу к маме!

«После этих слов, сидевший по левую руку от меня младший брат, зашелся в рыданиях. Он кричал и плакал, звал нашу мать, просил, чтобы его отвели к ней. У Сусаноо началась истерика, а я смотрела на него сквозь застилающие глаза слезы и чувствовала, что тоже вот-вот расплачусь, как вдруг раздался звук бьющегося стекла. Не знаю, что это было. Я не увидела. Не знаю, чем это было раньше, поскольку сейчас оно обратилось в осколки, валяющиеся в нескольких сантиметрах от лица брата. От громкого звука, но в основном из-за страха, он разрыдался еще сильнее, а я, низко замерев в поклоне и почти касаясь головой пола, боялась пошевелиться.»