– Фильм, часть вторая – процедила про себя Мышка, с видимым интересом и легкой улыбкой на губах фиксируя, как поменялось выражение лиц команды русских смертников после небольшой паузы.

Теперь это были замкнутые, порой злые люди, явно осознающие, что находятся в заточении – какими бы не были комфортными условия их содержания. Крупина даже готова была поспорить на любые ставки, что правильно прочла застывший теперь в их глазах вопрос: «За что?!». Просить прощения – даже мысленно, на расстоянии, она не стала. А вот вызволить их из очередной переделки… Так же, как и несчастную, несмотря на еще более роскошное окружение, семью Виктора Николаевича Будылина. В неведомом уголке японского «рая» счастливым чувствовал разве что внучок Николаича. А сам глава семьи, судя по потухшему взгляду, до сих пор не смог оправиться от постигшего его несчастья. И Наталья его понимала; не раз примеривала к себе его трагедию. Смогла бы она сама чувствовать себя полноценной личностью, если бы и ее лишили уникального дара? Быть обычной женщиной; ходить по улицам, не оценивая прохожих с позиции возможного удара с их стороны; с готовностью упредить этот удар, и нанести свой. Ответа она себе так и не дала.

– Я так понимаю, что это такая страховка с вашей стороны, – усмехнулась Серая Мышка, когда на потолке, опять зеркально отражавшем всю комнату, она увидела себя, опутанную ремнями, и два стриженых затылка, застывших над кроватью.

Полковника с майором не интересовало «кино»; они явно выучили эти кадры наизусть. Теперь же вглядывались в ее лицо с вполне понятной целью – как Мышка отнесется к такой «страховке»? Выражение их лиц ничуть не поменялось после вопроса Натальи, хотя нотку досады в ответе она все же уловила.

– Да, – кивнул полковник Кобаяси, – это будет нашей второй страховкой.

Он бросил быстрый взгляд на своего заместителя, майора – словно завершая полемику, в которой сам утверждал, что траты на заложников совершенно бессмысленны; что агент три нуля один, если потребуется, отринет свои душевные привязанности – если они у ней вообще есть.

– И в основном ты прав, – с редкой для нее ноткой грусти подумала Наталья, – надо будет для дела – переступлю через них, не сомневаясь. Но сначала сделаю все, чтобы спасти. А что касается майора… это ты, парень, никак не можешь забыть меня в образе гейши. Учтем…

– Теперь перейдем к основной страховке, госпожа Руфимчик, – полковник предпочел обратиться к ее израильской ипостаси, – надеюсь, вы не откажете нам в некоторых достижениях в области микроэлектроники?

Наталья не ответила; во-первых, потому что в пересохшем горле уже неприятно першило; голова затекла и в висках начали стучать молоточки. Она направила часть своего внимания на аутотренинг, на комплекс упражнений внутри себя, который не требовал движений. Во-вторых, отвечать на риторические вопросы она не сочла нужным. Полковник отчего-то довольно кивнул, и продолжил:

– Сейчас вас, госпожа, напичкают самой совершенной аппаратурой; металла в ней не будет ни грамма, так что летать самолетами вам не возбраняется. Специалисты в другой сфере обеспечили неизвлекаемость аппаратуры. Первая попытка – и мгновенная смерть. Или от микрозаряда взрывчатки рядом с сердцем, или от смертельно инъекции яда; таких «подарков» в вашем теле будет не один десяток. Даже я не знаю, где все они будут расположены. Скажу честно – извлечь ее из вашего тела не сможем даже мы. Так что придется вам, госпожа, до конца своих дней носить оборудование стоимостью в несколько миллионов долларов. А вот сколько этой самой жизни осталось, зависит только от вас! Я понимаю (еще один взгляд на майора), что в вашем характере – русском, а не израильском, есть такая неприятная черта, как жертвенность. Так что вы можете попытаться решить вопрос прямо здесь – окончательно и бесповоротно! Вот тогда я вам обещаю – все эти люди (он показал на зеркало сверху) умрут медленной мучительной смертью. В этом и заключается эта страховка. Живы вы – живы они! Вы выполняете наше задание; даже ценой собственной жизни – всех ваших знакомых, включая семью так называемого главы клана Тамагути, отправят домой целыми и невредимыми. Договорились?