– Я хочу кое о чем расспросить тебя, – решил я сразу перейти к делу. – Однако Шоумс говорил, что ты должна подписать для него какую-то бумагу.

– Да, вот она, расписка за скудные пожитки мастера Эммануэля. Он не подписал ее, и потому это придется сделать мне.

Так моя подруга и поступила, выведя свое имя элегантным округлым почерком, подтверждавшим, что она получила кое-какое образование.

После того, как пациентка возвратила бумагу и перо в контору Шоумса, я последовал за ней по длинному коридору в ее комнату. На Эллен было то же самое голубое платье, что и в среду, и я заметил, что оно протерлось в нескольких местах. Мы миновали помещение, где жил жирный пожилой джентльмен, полагавший, что именно он и является королем. Дверь в его комнату была приоткрыта, и один из надзирателей менял покрывавший каменный пол тростник, прикрыв нос куском ткани, чтобы избавить себя от густой вони, которую распространяли старые подстилки, наваленные грудой в углу. Сам старик в бумажной короне сидел на комоде, укрываясь потрепанным покрывалом. Он с каменным выражением взирал перед собой, пренебрегая мимо идущими простыми смертными.

Мы вошли в комнату Эллен. Как обычно, она села на свою постель, а я остался стоять.

– Бедный мастер Эммануэль, – сказала она с печалью. – Еще в прошлом году он был процветающим джентльменом, торговцем зерном. Но после денежной реформы он принял платеж за крупную партию зерна новой монетой и понес огромные убытки. Он попытался скрыть этот факт за счет займа, но потерял свое дело. А с ним и разум.

Я посмотрел на нее:

– Ты ведь переживаешь за здешних больных, правда, Эллен?

– Кому-то приходится заботиться о тех, о ком больше позаботиться некому, – печально улыбнулась женщина.

– В данный момент я пытаюсь помочь одному молодому человеку, о котором также некому позаботиться, – рассказал я и, помедлив, добавил: – И для этого мне придется на некоторое время уехать из города.

Мисс Феттиплейс выпрямила спину, и на лице ее появилась тревога:

– Куда? И надолго?

– В Хэмпшир, получить показания. На неделю, быть может, или чуть больше.

– Так далеко? И я останусь одна… – В голосе больной проступило волнение.

– Я получил дело в Сиротском суде. Его представителям нередко приходится ездить туда, где живет подопечный.

– Я слышала, что этот суд – недоброе место.

После некоторых колебаний я глубоко вздохнул и негромко произнес:

– Там же хранятся и заключения о признании сумасшедшим. Мне пришлось посетить его во вторник. По поводу моего теперешнего дела. И я также… также спросил у клерка, находится ли там твое дело.

Впервые с момента нашего знакомства Эллен посмотрела на меня с гневом в глазах. Лицо ее переменилось, сделалось каким-то плоским и жестким.

– Как вы могли это сделать? – спросила она. – У вас нет никакого права лезть в мои бумаги! Нет права просматривать их.

Она отодвинулась от меня, стиснув в кулаки лежавшие на коленях ладони.

– Эллен, я просто хотел убедиться в том, что о тебе сделана соответствующая запись.

– Ложь! – Дышавший гневом голос женщины возвысился. – И вы посмеялись? Повеселились над тем, что читали?

– Эллен! – Я тоже повысил голос. – Читать было нечего! Там нет никакого заключения по твоему поводу.

– Что? – переспросила моя собеседница внезапно тихим голосом.

– Ты не зарегистрирована в качестве сумасшедшей.

– Но мои бумаги должны находиться там.

Я покачал головой:

– Их там нет. Тебя не должны были отправить сюда.

– И вы расскажете про это Шоумсу? – проговорила она едва слышно, с испугом. Все ее долгое доверие ко мне испарилось. Я умиротворяющее поднял руку: