Но она вовсе не была в восторге от этой роли.

Случались и ссоры.

Во время одной такой ссоры ей как раз принесли телеграмму, что умер папа. Она поехала в Москву на похороны, а мужа с собой не взяла, поскольку они сильно поругались, я же говорю. Вернувшись, она с порога объявила мужу о разводе. Муж наклонил голову и попросил оставить ему сына. Она тут же сказала: «Хорошо, конечно. Я буду вас навещать, и вы ко мне тоже приезжайте, покажем мальчику Москву». Она назвала сына мальчиком, и мужу захотелось убить ее прямо сейчас, но он сдержался, потому что его посадят, и тогда сын вообще останется сиротой, и две сестрины девочки – тоже.

Почему она так сделала? Потому что в Москве случайно встретила его, свою первую любовь, и поняла, что зря проваландалась восемь лет на периферии, одна радость – диссертация, но вообще-то своего счастья надо добиваться. Как писалось в старых советских книжках, бороться за него. То есть за счастье.

Она выслеживала его около дома, она звонила ему на работу, она ловила его на улице – и добилась. Увела его от жены и ребенка. Вернее, так: его жена и ребенок уехали из дома с гранитными колоннами, из бескрайней квартиры, но переехали в почти такую же, в очень похожем доме, так что не страшно.

Они поженились. О, как она его любила, перед свадьбой и особенно после! Она как будто отдавала ему всё, что накопилось в ней за эти глупые восемь лет в чужом городе, с чужим человеком и – ужасно в этом признаться – с почти чужим ребенком. Не говоря уже о двух девочках, дочерях покойной сестры бывшего мужа. Хотя она их пару раз принимала в Москве, конечно. Отрывая драгоценные часы от своей любви.

Она помогала своему любимому мужу в работе – благо специальность у них была общая, один ведь факультет. Он, кстати, звезд с неба не хватал. Несмотря на знаменитую фамилию, несмотря на еще живого отца-академика, он продвигался как-то вяло, и его коллеги вздыхали насчет отдыхающей природы. Однако она, эта самая Надя, взволокла его на свои плечи, дотащила до докторской – не забыв при этом сама защититься – и даже издала монографию с ним в соавторстве.

У них ребенок родился. Они вдвоем гуляли с коляской.

Его надменные и глупые родители под старость поумнели и почти полюбили новую невестку – тем более что она оказалась такая ловкая и полезная.

Счастье!

Но через год оказалось, что она соблазняет своих студенток и аспиранток. А иногда даже вынуждает – за оценку на экзамене. Выбирает таких долговязеньких, худых до костлявости, немножко нелепых девочек. Собственно, она этим развлекалась уже давно. Лет десять самое маленькое.

Свекор ее случайно застукал, прямо дома. Рассказал сыну, то есть ее мужу. Тот для начала устроил скандал. А она совершенно не понимала, кому от этого плохо. Целый час друг на друга орали. Потом сын бросился к отцу:

– Папа! Я ее выгоню из дому!

А отец, академик, лауреат и дважды герой соцтруда, руководитель секретного оборонного института, любимый и уважаемый, обожаемый и непререкаемый, сказал:

– Что за сопли? Это не вредно. Ни ребенка, ни триппера. Пускай себе лижется. И не забудь: это пока еще мой дом. Я тут решаю, кого выгнать, а кто пусть живет.

Тогда сын пошел в другой конец квартиры, взял дедушкин наградной пистолет, вышел на балкон, помахал рукой знакомому почтальону, который шел по двору, и застрелился.

А она осталась жить со стариками.

Кажется, ее дети от обоих мужей потом подружились. Так что все в порядке.

«Что такое благородный человек? – сказала Наташа. – Сейчас объясню. У меня защита висела на волоске, я точно знала, что мне накидают черных шаров, потому что моего руководителя увольняли по политической статье, но я же не виновата, и я объехала всех членов совета. Зачем? А так. Воззвать к порядочности. К корпоративному духу. К совести, наконец. Они же меня восемь лет знали, пять лет студенткой плюс три в аспирантуре, вроде любили, хвалили, поглаживали, «ах ты, наша умница». А тут стоп. Пятеро вообще не захотели, чтоб я приехала. Но так, спокойно. Прости, Наташенька, сердце прихватило, на даче крыша протекла, юбилей у друга юности и в таком роде. Остальные – морды корчили. «Будем рассматривать работу по существу». Ни один не пообещал, что, мол, я буду «за». Кошмар. Я к нему к последнему приехала. В полном отчаянии уже – оттого, что вдруг такая стена вокруг. А он, самое страшное, давно ко мне клинья подбивал. Он, кстати, красивый был, но не в моем вкусе. Такой южный красавец. Итальянский тенор…