Шёпот горячим дыханием остаётся где-то на щеке, потом губы. И я плавлюсь, тону в этом. Не могу терпеть и не хочу, чтобы это прекращалось. Он говорит, восхищённо, но так… я не могу объяснить, осторожно, касаясь губами моего уха, щеки, глаза, брови. Укачивая меня, отчаянно страшно становится просто потерять это тепло, хотя внутри столько боли плещется морем без берегов, но сейчас мне кажется, что я не утону, если буду держаться… за него?

Слегка провожу пальцами по горячей коже, чувствую силу, мощь того, кто меня обнимает, и страшно, истома накрывает с головой – я не умею доверять, не могу позволить прикоснуться к себе, это больно. Это рушит, это…

И вмё же хочу ещё и ещё. Почему не могу открыть глаза? Так пугает, раздражает, но мои руки обнимают сильное мужское тело, я понимаю это, и сама не верю себе хочу прижаться сильнее. Запускаю пальцы в длинные мягкие волосы, он выдыхает мне в губы стон и, наконец, накрывает их своими.

И я не испытываю страха или отвращения. Нет, меня разрывает на части, тянет, содрогает, поднимая бурю, что закрывает моё море боли, сметая всё, что так долго живёт внутри, уничтожая меня.

Я не хочу, чтобы он отпускал, не хочу, чтобы переставал целовать. Испепеляя внутри потрясающей моё сознание тягой. Выворачивая наизнанку. Его настойчивый язык проникает в меня, пронзая яростным желанием, ласка такая острая и испепеляющая.

Я хочу увидеть его, но никак не могу открыть глаза. И реальность ощущения этого сна делает своё чёрное дело — я сжимаюсь, невольно возвращаясь в своё прошлое. Холодею, потому что ужасом повторения сковывает так сильно. Я хочу открыть глаза, я не хочу быть снова растоптанной и использованной… слёзы текут из глаз.

И он замирает, чувствует меня. Хватается сильнее, стискивая в объятиях, держит, будто боится потерять. Его шёпот на неизвестном мне языке такой тихий, слова полны надрыва, нежности и ласки. И я начинаю видеть.

Как слепой видит руками, так же и я – мои пальцы словно передают мне видение, во мраке вспыхивают рисунок плоти того, кто меня обнимает, утешает, греет. Я точно знаю, что он хочет именно этого. Нет, не причинить мне боль или вред, он трепетно нежен и это сильное тело, ощущаю, а потом вижу каждый изгиб сильного тела, там где прикасаюсь, расходится рисунком, словно чешуя, светится золотом и серебром, полная магией, питая меня саму, отдавая в меня не только эту уверенность, что мне ничего не грозит рядом с ним, но и обжигающее желание, от которого внутренности завязываются в тугой узел. Никогда-никогда не было внутри такой тяги, что страшно.

Я сама обнимаю его, сама… И наконец вижу глаза — яркие зелёные, переходящие в золотой, вертикальные зрачок, становится круглым, потом снова меняется. Это завораживает, а он снова приникает ко мне губами, снова целует так, что перестаю ощущать себя. Хватаюсь, сама, сама… боги… стон вырывается из груди и…

Я просыпаюсь.

Открыв глаза, пытаюсь справиться с подступившей ко мне паникой. Задыхаюсь от жара внутри, того, которым наполнил меня сон. И только когда удаётся вздохнуть нормально несколько раз, обвожу глазам вокруг – изба. Добротная, светлая, обстановка самая простая. Мужская. Когда я проснулась я решила, что я в своей избушке на курьих ножках, точнее покосившемся домике бабы Маши, а вот то, что со мной случилось это тоже сон. Но подожди, Кириана! Что с тобой случилось?

Теперь я начинаю задыхаться от того, что ничего не понимаю, страх парализует до основания. Пытаюсь привести мысли в порядок, но ничего не получается – проклятье!

— Тиш-ше! – слышу шипение. — Дыш-ш-ши, крас-савица! А то чуть не замёрзла, а теперь задыхаться реш-шила?