– Хорошо. Какая организация? Как фамилия нашего больного?

Она заполнила заявку на полёт и сказала:

– Подождите, сейчас у главного врача подпишу. Только я должна вас предупредить. – Она приглушила голос. – Мария Егоровна не должна знать, что на самом деле больного нет. Понимаете?

– Мария Егоровна?

– Суханова. Главный врач. Мы стараемся как-то помочь людям в таких ситуациях, как у вас. А у неё с этим строго. Так что я надеюсь.

– Да я с ней вряд ли встречусь, – ответил я. – Спасибо вам огромное.

Получив заявку с подписью главврача и печатью, я так же полубегом помчался в аэропорт. Неужели это делается так просто? Почему же раньше мне никто не подсказал? Ладно, Павел Сергеевич и Боря, им неинтересно, чтобы я у них время отнял. Но диспетчеры-то знали про эту возможность и молчали. Или просто не догадались? Это сегодня зашёл разговор на эту тему, вот Людмила и вспомнила. Не могла она пораньше вспомнить! Впрочем, что теперь о том. Радуйся, что рейс наконец в кармане!

Я влетел в диспетчерскую.

– Татьяна Петровна мне звонила, – сказала Людмила. – Рудницкий садится в шесть пятнадцать, через десять минут. Я его предупредила. Груз у вас есть?

– Да продуктов немного. И свой рюкзак. Сейчас из камеры хранения принесу.

Тут я заметил Павла Сергеевича, сидевшего сбоку за большим столом с картой. Он внимательно её рассматривал, потом поднял глаза.

– Ну что, схитрил?

– Какое схитрил, человек у меня там заболел, – возмутился я. – Люди – они такие, они иногда болеют.

– Ладно, не заливай. Что я, не понимаю? Лети, чёрт с тобой.

И он вышел из диспетчерской. Я стал благодарить Людмилу за совет.

– Что бы я без вас делал!

– С вас шампанское, – рассмеялась она.

– Это когда вернусь, – пообещал я. – Сейчас не успею.

Но у меня оставались кое-какие сомнения. И я задал Людмиле вопрос:

– А вдруг главный врач потом спросит: где больной, которого вертолётом должны были вывезти?

– Да не спросит, у неё других забот полно. Ни разу такого не было.

– Но всё равно это надо как-то оформлять? Как-то отчитываться, какую-то историю болезни придумывать…

– Не ваша это печаль. Делали же раньше. И теперь отчитаются. Или вы раздумали лететь?

Чего я, в самом деле, морочу себе голову? Получается, мне хотят помочь, а я ищу способы отказаться. Проще надо быть!

Хлопнула входная дверь, послышались шаги, и в диспетчерскую вошёл Рудницкий.

– Здравствуйте, – сказал я.

Он ответил, не глядя на меня:

– Здоро́во. – И спросил у Людмилы: – Куда летим? Где врач?

– Врача не будет, Юрий Анатольевич, – сказала диспетчер. – Вот ему очень надо. – И показала в мою сторону. – Он семнадцать дней не может улететь. То ПОХ, то геологи.

Рудницкий обернулся. Но и виду не подал, что вспомнил, как я разозлил его вчера своим предложением.

– Понятно, – сурово сказал он. – Сколько груза?

– Килограмм сорок, но он в камере хранения…

– Ну, так получай и тащи к вертолёту, – распорядился Рудницкий. – Где точка, покажи. – И он развернул свой планшет.

Я подошёл и ткнул пальцем.

– Наколи. Ну, карандашом отметь. Вон карандаш у Людмилы возьми… Так, квадрат тридцать два девятнадцать. – И Рудницкий сел за стол измерять азимуты маршрута.

– Площадка обозначена? Снег утоптан? Флаг висит – ветер определять? – пытал он меня, записывая цифры.

– Да всё должно быть, – заверил я его, выбегая из двери, хотя понятия не имел ни о чём об этом. На вертолёте я раньше летал… вернее, меня возили – только в армии, и то летом, и такими деталями я не обязан был интересоваться.

За три захода я перетаскал всё из камеры хранения к вертолёту и с помощью техника погрузил в салон. Подошёл Рудницкий, держа в руке какой-то прибор, и показал мне на правое кресло в кабине. Сам угнездился в левом и захлопнул дверцу. Прибор он закрепил на пружинных растяжках чуть сзади кресел, надел наушники, прижал к горлу ларингофон и запросил разрешение на запуск двигателей.