Надо зайти в этот редкий лесок и поискать лыжню там. И я повернул в сторону хребта, дошёл до леска и, углубившись немного, навострил лыжи в противоположном направлении. Проутюжил лесок на те же два километра, внимательно осматривая неглубокие ложбинки и участки, где деревья росли чаще. Там, конечно, могли бы остаться следы, но ведь Андрей шёл, где легче, то есть как раз огибал такие места. И я снова не нашёл никаких признаков лыжни.

Скинув рюкзак, я присел на упавший ствол перекурить и стал думать, что делать дальше. Опять несолоно хлебавши возвращаться в посёлок? И снова каждое утро без толку шляться в аэропорт? А потом ловить усмешечки Стаса и Матвеича, а то и Гуреева и плотников. И терять завоёванный авторитет, – а в том, что он среди них у меня был, я не сомневался… Нет, возвращаться мне нельзя. До участка всего километра три осталось. В распадке, где ветра быть не должно, лыжня наверняка сохранилась… Но в каком? Я только сейчас сообразил, что распадки, в том числе и тот, куда мне нужно, Андрей на своей схемке не показал. А я и не попросил. До того мы были уверены, что с лыжнёй за ночь ничего не сделается.

Ну что ж, надо выбрать один из распадков и пойти наугад. Если я попаду в тот самый, где Андрей шёл, будет совсем просто. А если нет, то неужели не обнаружу, когда поднимусь наверх, каких-нибудь признаков жилья: запаха дыма, лая собаки, звука топора?

Хлебнув из фляжки остывшего чаю, я посмотрел на хребет, который был совсем рядом. Вот три распадка, наиболее близкие к Гоуджекиту. Четвёртый в отдалении, там Андрей точно не мог спускаться. Значит, выбираем из трёх. Три карты, три карты… Надо рассуждать логически. Удобнее для ходьбы, конечно, левый, самый широкий. Но Андрей шёл сверху, а вверху не поймёшь, какой потом окажется самым широким. По кривизне, по залесённости – то же самое. По близости к участку – да все они, наверное, примерно на одном расстоянии… Нет, логика тут бессильна. Если я буду продолжать, то уподоблюсь тому ослу, который сдох от голода, потому что не знал, какую выбрать охапку сена из двух ну совершенно одинаковых. А у меня этих охапок даже три.

Можно, конечно, заглянуть последовательно в каждый из распадков, чтобы наверняка найти след. Но пока я гулял по просеке, а потом сквозь лесок, давно прошёл полдень. Не успею до темноты. К тому же я стал подозревать, что здесь ночью был настоящий снегопад, а не просто крупу «пробрасывало». И лыжню он засыпал, наверное, напрочь. Только время потеряю, если буду соваться во все распадки. И я наудачу направился в тот, что посередине.

Снег в распадке был плотнее, чем на равнине, поэтому сначала подниматься было легко, я просто шёл, опираясь на палки. Лыжни не было. Или не угадал с распадком, или, действительно, всё закрыло снегом. Потом уклон стал круче, и лыжи начали проскальзывать. Вот тут пришлось применять «ёлочку». Забравшись метров на сто вверх, я оглянулся. Сквозь редкие лиственницы видно было и лесок, и просеку ЛЭП, и чёрные коробочки домов в посёлке. Над ними уже замерцали огоньки фонарей. Надо спешить.

Поднявшись выше метров на семьдесят, я обнаружил, что распадок начал изгибаться, ветвиться: то влево от него ложбина утянется, то вправо. Где его основное направление, непонятно. Туда сунулся, сюда – то скалы сплошные, то бурелом. Налево пойдёшь – коня потеряешь, направо пойдёшь – опять какая-нибудь напасть… Каждая из этих ложбин могла увести меня как далеко в сторону, так и приблизить к цели, потому что я не знал, правильно ли вообще иду. Была бы карта с собой, я бы разобрался, куда идти. А так снова, как тому ослу, приходилось выбирать. Но выбирать уже не хотелось. Да и устал я, если по-честному. Не лучше ли переждать до утра, чтобы не тыкаться в наступавших сумерках неизвестно куда?