– Не пробовали, – меня начал напрягать этот беспредметный разговор.

– Ты, Лешка, главное, не вини себя, – продолжил тем временем дед, – это судьба или, если угодно, Господь посылает тебе испытания…

– Убивая при этом моих близких? – поморщился я. – Обалденное испытание!

– И тем не менее… Я, Лешка, в свое время на войне кучу людей на верную смерть послал, да и в относительно мирные годы тоже. И со многими из этих людей дружил… Тоже, как и ты, терзался, поначалу спать не мог, да и сейчас они все мне во сне являются… Но рук я, Лешка, не опустил, стиснул зубы и продолжил жить дальше. Так уж устроена наша жизнь, и мы ничего с этим поделать не можем.

– Деда, ты же понимаешь, что это пустые разговоры… – отмахнулся я. – Лучше принеси мне еще бутылку коньяка. – И уселся на подножку скорой.

Дед переглянулся с отцом и кивнул:

– Хорошо.

И только они собрались уходить, меня как прорвало:

– Знаете, почему только я виноват в смерти Виктории? А я вам скажу! Помните то похищение Ани Шереметьевой? Те фотографии Вики и Леси, разбросанные по всей машине княжны? Этими фотографиями Тагильцев и Бирюков, суки рваные, конкретно давали мне понять, кто именно пострадает, если я вовремя не сдохну! А я, дебил малолетний, на это предупреждение тупо забил! Просто забил! Что мешало после этого конкретного случая отправить Викторию с Алексией куда-нибудь подальше от Москвы, как после похищения хотел сделать с Аней умный князь Шереметьев? Вот что мешало? А я вам отвечу! Просто меня все устраивало! Все нравилось! И не хотелось ничего в этой охеренной, чтоб ее, жизни менять! И думал я, как всегда, только о себе и ни о ком больше! Вот и довыеб@вался! А Вика сейчас лежит мёртвая, являя собой молчаливый упрек моей глупости, самонадеянности и эгоизму!

Дед с отцом только осуждающе покивали головами, и первый спросил:

– Просьба насчет коньяка еще в силе?

– Да.

– Скоро принесу…

– Ты чего явился, Виталий? – поинтересовался у Пафнутьева нахмурившийся император. – Жить надоело? И ты таким оригинальным способом решил самоубиться?

– А мне все равно, государь… – поклонился тот императорской чете. – Когда-то же надо за собственные проколы отвечать, а не в кустах на заднице отсиживаться. Да и Алексей Александрович насчет моего присутствия выразился вполне конкретно.

– Смелый, значит? – хмыкнул император. – Отчаянный… на всю голову? Ну-ну. Тогда иди с богом. Если умудришься не получить множественных травм, несовместимых с жизнью, постарайся свести разговор к состоянию Кузьмина и Белобородова, может, хоть это Лёшку от всей этой херни отвлечёт.

– Будет исполнено, государь, – Пафнутьев опять поклонился и с невозмутимым видом направился в сторону скорой.

Дернувшегося было за другом старшего сына император остановил жестом:

– Не стоит, Саша, пусть будет как будет…

А сам повернулся к князю Пожарскому и глазами показал в сторону удаляющегося Пафнутьева.

– Виталий Борисович, надеюсь, с Алексией все в порядке? – Он кивнул. – Ну, теперь ей, слава богу, уже никто не угрожает. Пригубите? – я протянул Пафнутьеву уже ополовиненную бутылку коньяка, который только-только начал оказывать на меня нужное действие.

Он отрицательно помотал головой:

– Нет, спасибо… Алексей, прими мои самые искренние соболезнования… И… не доглядел я…

– Виталий Борисович, бросьте! Уж против покойного Бирюкова у вас шансов практически не было, но вы же все равно Вику каким-то образом прикрывали?

– Прикрывал, но, видимо, недостаточно, – кивнул он. – Троих обнаружили в коматозе, один погиб…

– И ещё одна смерть, и снова из-за меня, – прошептал я. – Что ещё успел натворить покойный батюшка Бирюков?