– Тебе? – удивилась бонна, и ее редкие брови взлетели на лоб. – Но как такое возможно? Подойди ближе, расскажи, что случилось.

Беатрис нехотя приблизилась, кратко изложила суть своей провинности и замолчала.

– Да уж, – протянула бонна. Складки в углах ее тонкого рта обозначились отчетливее и глубже. – Тут ничего не поделаешь. Придется тебе вытерпеть десять ударов и остаться сегодня без ужина.

Слезы навернулись на глаза, но Беатрис сжала кулаки, до боли закусила нижнюю губу и ничего не ответила. Она прекрасно знала, что просить и даже умолять бесполезно. Бонна Виклин, несмотря на всю свою вежливость и мягкость, до дрожи в поджилках боялась начальства и раболепствовала перед вышестоящими до полнейшего самоуничижения, поэтому наказывала адепток со всей строгостью и никогда не допускала ошибок в отсчитывании ударов.

Она достала розги из сосуда с водой, встряхнула их и сказала:

– Протяни руки.

В ее слабом голосе слышались нотки сожаления, но Беатрис это ни в коей мере не ввело в заблуждение относительно чувств Жози, так адептки прозвали свою воспитательницу еще на первом курсе за чрезмерную нерешительность, вялость и скованность. Но они очень быстро поняли, что за всеми этими качествами скрывается жестокая натура, упивающаяся в минуты наказания болью и страданиями девушек, и оставили за ней это прозвище уже в качестве насмешки.

Вот и на этот раз в мутных глазах бонны зажегся торжествующий огонек, она замахнулась розгами и ударила по ладоням ученицы, не жалея сил. Беатрис вздрогнула от резкой боли, впилась зубами в нижнюю губу и сомкнула веки, лишь бы не видеть, как ее изящные руки покрываются кроваво-красными следами от ударов.

Жози отсчитывала положенную «десятку», так среди адепток именовалось самое тяжелое наказание, медленно и с особым смаком. Ладони Беатрис горели огнем, боль становилась нестерпимой. Но когда мольба о пощаде уже готова была сорваться с губ, бонна выдохнула:

– Десять!

И стегнула с таким ожесточением, что Беатрис вскрикнула и упала на колени. Она посмотрела на свои опухшие бордовые руки с яркими отметинами и не смогла больше сдерживать рвущиеся наружу рыдания.

– Ну будет, будет, дитя мое, – запричитала над ней Жози и принялась гладить по голове. – Благостная Идана смилостивится над тобой и пошлет утешение.

Упоминание богини, покровительницы всех женщин, олицетворяющей любовь и прощение, прозвучало из уст мучительницы как изощренное издевательство. Беатрис разозлилась, резко подскочила на ноги, схватила кувшин и бросилась из аудитории.

– Ступай на рукоделие! – крикнула ей вслед бонна.

Но Беатрис и без ее указки бежала именно туда. Мединна Туард была единственной, кто по-настоящему любил и свой предмет, и учениц, только не все могли это оценить и ответить взаимностью.

Беатрис вбежала в кабинет рукоделия без положенного стука, поставила пустой кувшин на тумбочку возле двери и рухнула на свое место, заливаясь слезами.

– Что случилось?! – вскричала преподавательница и подошла к ней. – Где краситель?

Адептки выпускного курса сидели за партами, держа в руках положенные им на сегодня вышивки, и рассматривали незадачливую однокурсницу с жадностью и любопытством.

Всхлипывая и поминутно сбиваясь, Беатрис все выложила, утаив только причастность к происшествию своего злейшего врага. Кто-то из девушек охнул, кто-то помянул богиню, другие промолчали, и только Гренда, высокая статная брюнетка с карими блестящими глазами, не сдержалась:

– Как ужасно быть такой неуклюжей и бестолковой! Да пошлет тебе Благостная Идана побольше мозгов.

Последнюю фразу она протянула донельзя похоже на их бонну, и многие девушки не сдержали смешки, особенно те, что вечно поддакивали Гренде и везде за ней таскались.