И вот теперь трудно даже ему осознать, что мы есть продукт и Творца самого Господа Бога – Иисуса Христа и, понятно мы продукт наших любимых родителей, давших нам изначально нашу жизнь, и даже давно ушедших в мир иной наших дедов и прадедов, и тысяч, и тысяч поколений наших кровных прародителей, не будь которых не было бы и нас самих, не было бы нашего этого бьющегося в тисках сильных сознания, не было бы нашего этого мироощущения, нашего этого русского языка, как и не было бы лося Сонма здесь на реке Апуке, не привези, тогда в 1983 году его родителей Геннадий Александрович Мартынов и Андрей Иванович Казачков, что не выбери, тогда в августе 1980 году местом своего жительства это такое далекое село Тиличики, сам Александр Володин никогда бы не узнал и никак не ведал бы ни судьбы Мартынова Геннадия, ни Андрея Казачкова, ни того же прекрасного и могучего лося Сонма и его любимой им Виры, да и не знал бы он самого Ивната Инмалвила (Ивтагина) о, котором давно хочет всем нам рассказать, так как история его жизни, история его здешнего бытия была так не похожа на другие судьбы, была такой интересной ему самому, что он считал нужным и другим рассказать о тех его страданиях, о тех его радостях и всех его предпочтениях.

И пусть, это давно ушедшее и то первобытное, или наоборот суперсовременное постиндустриальное общество, сам человек с его мыслями, с его желаниями и с его побуждениями, с обуревающими его высокими, а иногда и довольно простыми, и обыденными страстями, и такими зачастую спонтанными, а вернее рефлексивными поступками останется той никем не познанной загадкой, которую всегда нам интересно изучать, и нам же самим интересно, и любопытно познавать его.

При этом нам интересно интуитивно догадываться о тех или иных мотивах его, зачастую логически не объяснимых, как для его современников, так и для нас самих, поступков и рефлексивных его спонтанных действий, когда он и сам уже буквально через минуту не может сказать или пояснить, почему же именно вот так произошло, почему он именно так поступил в ту минуту или именно в тот момент.

Вот и Александр Володин удивлялся, как и его ректор из Харьковского мединститута Борис Задорожный, когда-то говорил всегда так образно:

– Я ведь не возмущаюсь, я всего-то ему (подразумевается здесь – пьяному студенту) удивляюсь, – часто говорил он.

Это было произнесено, когда на очередном комсомольском и партийном собрании речь заходила об исключении одного из провинившихся студентов вначале из комсомола, а затем и автоматическом отчисления его уже из ВУЗа из-за, появления в совсем не трезвом виде на одной из его лекций или лекций других преподавателей. И, только зачастую мудрость старших, да заступничество самих родных или близких позволяло для некоторых из них сгладить те институтские их острые углы, урегулировать довольно напряженную, складывающуюся для их судьбы ситуацию, чреватую зачастую и в лучшем случае академическим отпуском по «состоянию» здоровья, а в худшем случае и полным исключением из стен альма-матер…

И, смотря на те человеческие флюктуации и смотря на те волнения из окна, идущего на всех парах его теперь уже электрического скорого поезда номер 029 он ощущал настоящую бренность всех наших вот таких волнений, и зачастую неутешных переживаний, и даже, может быть временных сильных наших же страданий…

***

Так, и Александр Володин, он часто своим друзьям и знакомым, уже, будучи таким умудренным опытом жизни, опытом постоянного преодоления много чего в своей жизни с улыбкой, а может и с не скрываемой горечью говорил: