- Угу, - быстро-быстро закивала Олеговна, явно сдерживая всхлипывания, что сотрясали ее узкие плечи.

Внезапно, она прикрыла рот ладонью, вскочила на ноги и, подворачивая их на высоких каблуках, метнулась к одной из белых дверей. Свет она там не включила, но я по звукам понял, что угодила она лицом в унитаз, в который прямо сейчас летело всё то, что она с горя выжрала.

- Куда я лезу? Идиота кусок! – выругался я себе под нос. Снял куртку, ботинки и пошёл к училке, предварительно включив свет в сортире.

Стоя на коленях перед унитазом, Олеговна выворачивала в него душу, вместе с тем успевая громко плакать между приступами рвоты. Не глядя, она выкинула руку в сторону и протянула мне очки. С облегчением выдохнул, увидев, что линзы их не были наполнены закуской, и отложил их на край раковины. Там же с полочки взял заколку для волос и кое-как собрал ею густые волосы на макушке.

- Спасибо, - выдохнула Олеговна едва слышно. – А вам разве не противно?

- Ты блюешь в разинутую пасть унитаза, а не в мою. Можешь продолжать.

- Спасибо, - выронила она хрипло и снова плеснула содержимым своего желудка в унитаз. – Я же не ела огурцы! – возмутилась вдруг громко Олеговна и потянула руку, чтобы ковырнуть то, что из нее вылетело.

- Ты еще обратно этим закуси, - одёрнул я ее руку и помог встать болтающемуся на каблуках туловищу. Нажал кнопку слива унитаза. Подвел училку к раковине, включил холодную воду и как щенка буквально ткнул ее лицом в раковину. – Умойся.

- Холодная! – брыкалась Олеговна.

- Отрезвляющая.

Одной рукой удерживая ее за затылок, второй я плескал ей в лицо холодной водой, то и дело прерывая вой брошенной собаки, что раздавался изо рта Олеговны. Закончив с умыванием, не глядя, приложил к ее лицу первое попавшееся под руку полотенце, от души потёр и только после этого помог Олеговне выпрямиться, чтобы посмотреть на ее лицо.

- Матерь божья, - неосознанно дернулся я, поняв, что превратил училку в панду.

- Тушь чуть-чуть подтекла, - пыталась Олеговна вглядеться в своё отражение.

От греха подальше убрал от нее очки. Не хватало еще, чтобы она кони двинула от своего же отражения.

- Где твоя постель? И сними ты это пальто, - попытался я стянуть с ее плеч ткань, но Олеговна снова взбрыкнула.

- Я не лягу с вами в одну постель. Вы не достойны касаться моего бутона и познать его плодов.

- Сдалась мне твоя грядка? - поморщился я и, всё же, стянул с неё пальто. Пришлось увезти ее обратно в прихожую, чтобы снова усадить там на пуфик, повесить пальто, а затем присесть на корточки и попытаться стянуть с брыкающейся Олеговны еще и сапоги, чтобы посмотреть, что с коленями. – Сиди ровно. Аптечка где? – спросил я, когда стало понятно, что кровь из ранок сочится не слабо.

Ноги у нее одноразовые, что ли? До первого падения?

- Чтобы вы в нее подбросили что-нибудь наркотическое? Или опоили меня моим же снотворным? – щурилась Олеговна, пытаясь разглядеть мое лицо. – Не скажу.

- Тогда ходи, дура, вся в крови, - махнул я на неё рукой. Бросил в угол прихожей ее сапоги и взял свою куртку, чтобы одеться и свалить отсюда.

- А давайте потанцуем, Михаил Захарович, - вдруг игриво повисла на моем плече Олеговна.

Не баба, а стробоскоп.

- Потанцуем? – переспросил я насмешливо. Вроде, и психануть хочется, но вместе с тем, становится интересно, что еще она может выкинуть. – Ты хочешь доломать целые остатки своих спичечных ног?

- Между прочим, - изогнула она бровь и для пущей убедительности подняла указательный палец правой руки. – Я в третьем классе заняла первое место на Снежном балу. А там, чтобы вы понимали, я танцевала вальс.