На работу люди вышли лишь после майских праздников и, если не считать некоторых ограничений, вызванных необходимостью обучить «хомо сапиенсов» понятию «социальная дистанция», продолжили жить прежней жизнью. Разве что медицинские маски, порой натиравшие уши, могли выдать непосвященному неладное. Но во всем мире таких было не сыскать. Люди продолжали умирать, койки в больницах, не успевая остыть, принимали новых пациентов, а кривая заболеваемости неумолимо шагала вверх, достигая в пике 10 тыс. выявленных случаев в день. Но, кажется, мелодия, столь громко игравшая из всех источников, уже начала утомлять даже меломанов, все реже обращая на себя внимание. Что в период пандемии, что до него миллионы болезней уносили человеческие жизни, но потребность их считать отчего-то не возникала.

Стоит отметить, что отделять зерна от плевел, то есть коронавирус от всего иного, были отряжены тесты. Мазки из носовой и ротовой полостей, бравшиеся легким движением руки человека в халате, определяли твои перспективы на ближайшие недели. Причем «залететь» можно было, даже пребывая в здравии. О степени точности результатов ходили легенды (впрочем, преимущественно юмористической направленности), но более надежного способа зафиксировать наличие столь модной инфекции не имелось. В ряде же случаев, особенно это касалось городов на периферии, за неимением тестов людей, обладавших симптомами мало-мальски схожими с коронавирусными, превентивно высаживали на больничный с диагнозом «ОРВИ». А уж стоило, будучи в социуме заикнуться, что нос перестал различать запахи…

За год градус восприятия информации из говорящего ящика снизился. На смену страху перед вирусом пришло утомление, вынудившее обескураженные рупоры пропаганды орать на полную мощность. Какого, например, видеть на билбордах заплаканного ребенка? Ношение масок гражданами действительно защитит его отца, медицинского сотрудника?

Регулировать настроения, а соответственно, и действия людских масс все чаще отряжались вводимые пачками ограничения, преступление которых непоколебимо сулило кару. В частности, к больному нередко приезжали с проверкой исполнения режима домашнего покоя.

Где-то параллельным ходом шли разработки антиковидной прививки, выпуск которой разделит людей на два лагеря. Причем представителям одного из них откажут в выходе на работу и посещении магазинов. Но это я уже забегаю вперед.

Люди из окружения то и дело «вываливались» на больничный, пребывая там дежурные 2–3 недели, зачастую перенося недуг легко. Переболевшие же на какое-то время становились гордыми носителями набора антител, якобы даровавших временную защиту от напасти. Однако практика показывала, что имелось лишь одно правило – никаких правил. Нас же эта дрянь до некоторых пор обходила стороной, но в то, что так будет продолжаться вечно, мы не верили. Теория вероятности – штука непреклонная.

Полагаю, не нужно лишний раз объяснять, о чем мы подумали, когда Саша намерила высокую температуру. 38,8 °С – более чем достаточное основание для приглашения врача. А где визит доктора, там, вероятно, и направление на мазок – обычная практика в период пандемии. И даже если первый тест вдруг покажет отрицательный результат (во что, учитывая симптомы, верилось слабо), повторного было бы не миновать. И уж в любом случае двухнедельный больничный нам бы гарантировали. А где больничный… Там, пожалуй, и отпуск в городе. Как ни крути, сдать билеты в году прошлом, будучи здоровыми, чтобы разболеться перед поездкой в новом – сюжет оригинальный.

К тому моменту я и сам в норму еще не пришел: по-прежнему донимали сильный кашель и обильный насморк. Но, очевидно, если не брать в расчет кота, в доме самым здоровым был именно я, который, осознавая всю щекотливость ситуации, метался в выборе из двух зол: вызвать Саше доктора, поставив жирный знак вопроса на поездке, или же без всякой агонии наблюдать, что будет дальше, заготовив жаропонижающее. Надо сказать, было бы куда проще определиться, основываясь на собственных ощущениях. Но с температурой лежал не я.