– А, понятно… А себе что?

– А у меня все есть.

– Теперь меня спросите, на что я деньги потрачу!

Все молчали. Платон снял часы и тайком спрятал под подушку.

– Ну, спросите, едрены пассатижи!

И, не дождавшись отклика, заявил:

– Я детдом построю.

– На детдом не хватит.

– На маленький хватит, человек на пятьдесят. Ну, может, на тридцать.

– А чего не церковь? – ухмыльнулся Платон.

– Я же некрещеный, – серьезно ответил Рома. – В деревне дом построю. Парням компы поставлю, столярку нормальную.

– Таких денег надолго не хватит.

– Ё-мое! На сколько надо хватит, не твоя забота.

– Идея хорошая, – поддержал Нурлан.

– Спасибо, мужик. Бабло сегодня есть – завтра нет. Если себе оставлю – все солью. Проем, пробухаю. А так хоть на доброе дело пойдут.

– Филантроп, куда деваться… – язвительно процедил Платон, заворачиваясь в одеяло.

– Эй! – тут же отреагировал Рома. – Давай вот без этих словечек твоих. Это что, вообще, значит? – спросил он у Нурлана, но тот, похоже, уже спал.

– Ну и хер с вами, спите, – без злобы сказал Рома и закрыл глаза.

В спальне Жертв Катя расчесывала волосы, Андрей надевал пижаму, Татьяна мазала поясницу разогревающей мазью.

– Туалетная бумага на исходе! – доложил из ванной Сергей Аркадьевич.

– Я принесу, – Андрей двинулся к выходу.

Проходя мимо гостиной, он заметил Наташу. Она что-то искала среди диванных подушек.

– Шайзе! – выругалась Наташа.

Наконец она нашла то, что искала, – свою фляжку, – и сделала глоток.

– Присоединишься?

– Не пью. Я же из «бывших», забыла?

Наташа равнодушно пожала плечами и снова глотнула.

– Скука какая! Я раньше четырех утра не ложусь, а тут из развлечений – только долбаные Фиксики по телевизору.

Наташа развалилась на диване, спрятав фляжку в подушках.

– А ты книжку почитай. Вот, например… – Андрей достал с полки томик Сэлинджера. – Читала?

Он протянул Наташе книгу.

– Про что?

– Про девушку, которой стала противна она сама. И все люди ей кажутся гадкими и мелкими. А как жить правильно, она не знает.

– На меня намекаешь? – улыбнулась Наташа. Сделала еще один глоток из фляжки. Она постепенно пьянела и уже не стеснялась камер.

– Да нет. Просто книга об этом… – Андрей поставил книгу на место.

– Как думаешь, эксперимент сработает?

– Не знаю. Но, по-моему, сегодня было сильно. Дико, но сильно. По большому счету, Тане понадобился всего день, чтобы задуматься о прощении Нурлана. После двадцати лет ненависти.

Они помолчали. Андрей не знал, о чем еще поговорить, и пошел к выходу. Наташа его остановила.

– Погоди. Я… мне… Короче, мне стыдно. Стыдно перед дедом, понял? Но я не знаю, как ему сказать. Не умею я. Он думает, что я мразь. Может, так и есть, раз я даже извиниться нормально не могу.

Наташа не привыкла говорить о своих чувствах, и все, что она сказала, казалось ей глупым. Андрей оценил ее откровенность.

– Быть мразью – значит, не думать о других. А ты думаешь о нем. По крайней мере, задумалась. Значит, рано или поздно извинишься. Когда будешь готова.

Наташа была благодарна ему за эти слова, но сказать об этом вслух не решилась.

– Ладно, я пошел, – Андрей подумал, что сейчас ей надо остаться одной. – У меня тут рейд за туалетной бумагой.

Наташа грустно улыбнулась и сделала еще один глоток.

32 часа 20 минут с начала эксперимента

Мещерский заканчивал ужин. Аккуратно собрал со стола крошки от сэндвича, несколько раз протер столешницу влажными салфетками, тщательно почистил зубы нитью. Поднял глаза на мониторы – Наташа пила из фляжки.

– Хулиганка…

Андрей зашел в кладовую, достал с полки упаковку туалетной бумаги и уже собирался выходить, как вспомнил про полоску света под стеллажом.