– Слышишь? – опять окликнул его Приам.

– Ну что?

– На границе столпотворение. Никто уже не верит, что жизнь наладится, все бегут, как крысы.

– Их можно понять, у них семьи, дети. Я могу представить, на что готов отец ради своих детей. В том году мы с Лачезис думали, что у нас будет ребенок.

– Алекс, брось рассказывать мне свою личную жизнь, особенно такие подробности, – смутился Приам.

– Да нет, нет, послушай! Меня в тот момент обдало жаром! А потом, спустя несколько минут, я успокоился и, знаешь, почувствовал себя настоящим героем. Я представил, как иду через ветер, огонь, держу в руках своего сына, защищаю от беды. Я полюбил Лачезис еще сильней. Конечно, мы с ней потом обрадовались, когда узнали, что она не…

– Говорю же, хватит! Свое личное надо держать при себе! К тому же, ты ее бросил.

– Бросил, потому что люблю.

– Искусный лжец. Даже себя смог в этом убедить.

– Если и лжец, то самых честных правил.

– Я запишу это, – чуть слышно сказал Приам. – Голова раскалывается.

– Говорил же, сколько за виски не заплати, результат будет один, – ответил Александрос, крутя в руке стакан с водой. – Только деньги перевели.

– Ладно, ладно, ты глянь сюда, – Приам кивнул в сторону телеведущей. – Она же настоящая модель! И дурак к экрану прилипнет. Вещает про огромный финансовый долг и про то, с чем нам всем придется смириться, а сама говорит так спокойно, что сразу понятно: ее это не коснется. По ту сторону экрана все лгут.

– А я по эту сторону. И про Лачезис я не врал. Я бросил ее только на время, потому что она решила быть из нас двоих главной.

– Опять ты со своей психологией.

– Теперь, когда я ушел, – продолжал Александрос, – она осознает, что манипулировать не выйдет и вернется, когда поймет, что в наших отношениях есть только один мужчина. Потом будет держаться за меня, как утопающий за проплывающий мимо спасательный круг.

– Бревно? – Приам почесал блестевшую, как шпинель, черную бороду. – Ты – самовлюбленный прагматик.

– Я просто вижу их насквозь, – ответ Александроса прозвучал так буднично, будто он зевнул.

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Во всяком случае, твоя уверенность заразительна, – признался Приам.

– Уверенность – это единственное, что отличает нас от баб.

– Эти рамки давно стерты. Хотя, возможно, ты прав.

Для себя он заметил, что рамки эти стерты только для тех, кто недостаточно хорош, чтобы считаться мужиком, и для тех, кто слишком туп, чтобы заметить разницу между мужчинами и женщинами. Приам выключил телевизор и встал.

– Нам как будто больше не о чем поговорить. Давай пройдемся до Йоса. У него мать болела, купим гостинцев.

– Я с собой не взял денег, да и посмотри на мой вид, – потянув за край рубашки, сказал Александрос. – Надо идти домой, меня наверно обыскались.

– Уверен?

Александрос заметался: – Да, они ж забудут мое лицо.

– Иди, иди, и обязательно передай от меня приветы кириэ Филоменесу и кирии Агати.

– Да уж. От твоей официальности еще не вешаются студенты? Нэаре!4 Дэспинис!5, будьте так добры, прошу вас к доске, – Александрос самодовольно рассмеялся.

– Все эллины знают правила приличия, но следуют им только спартанцы, – как бы невзначай сказал Приам.

– Тоже мне, спартанец. Слушай, а когда ты навестишь своих родителей?

Тут Приам чуть не закипел, но его охладила внезапная головная боль.

– Они в Серре.

– Я знаю, где они.

– В Серре им хорошо.

– Наверняка.

– Я не вижу проблем, если у них все хорошо.

– Думаешь, твой приезд доставит им проблемы?

– Скорее наоборот, этим приездом я доставлю проблемы себе. Они не просто так уехали. В душе они оба еще молоды, у них большие планы.