И честно не полез в обратную.
Но властитель всё-таки манил Одноглазого,
И поглотил его,
Рождающегося многоразово.
Телевизор показывает кнопку
И ликвидирует понятие «нужда».
Ещё никогда от большого взрыва
Не свершалось такого прорыва.
Те, кто там сидят,
Расписываются кровью, прежде чем нажать.
И каждый готов это совершить —
И совершит по воле пост-рок-н-ролла.
Господа,
Чтобы выращивать кроликов,
Не нужно смотреть строем.
Когда по телевизору с утра
Будут показывать смех, в обед представлять маскарад,
А на ночь – чистое желание,
Тогда, пожалуй, мир заслужит сосуществование
С жизнью.
А так – пустое.
Только бы не рюмка!
Уже не зонтик на упаковке,
Но только бы не рюмка.
Пусть шлагбаум,
А не распределитель.
Пусть надзиратель в юбке, а не жена.
Пусть репетитор, а не учитель.
Но только бы не тожесть!
Зачем делить?
Зачем искать добра и зла в одном?
Зачем хотеть разрывов
И наложения повязок?
Достаточно снимать нагар со свеч.
Достаточно кулич испечь
И в жертву принести муке, маслу, ванилину, яйцам.
Да, о яйцах.
А яйца всё ещё на дороге.
Гляжу за окно: весело.
Чувство долга не должно вызывать тревоги,
Оно просто должно.
Но выбор остаётся.
Добро и зло забыли.
И правильно.
А выбор остаётся.
Как в этой песенке избитой всё поётся?
«Нам веселее всё живётся,
Всё большее и большее нам удаётся;
И удивляется душа открыто,
Когда наш разум пилит тело».
7. Cатори[10] морских спасателей
Горячая вода текла молча,
Холодная – журчала наперебой с ветром.
Пыхтенье пара разливалось в венах.
И боль уходила.
Я встал в ванне, обрюзгший и могучий,
С черепом, набитым содержанием вокзала,
И, брызгая слюной и кундалини,
Увидел дверь, всю в досках.
Она мне показала
Направление.
И действительно,
Находясь в примирении
С пространством и перспективой,
Мои ноги росли.
Восхитительно.
Находясь в излучине октавы смысла,
Они растут, они уменьшаются.
Они удобны и длинны.
Немного волосаты, протяжённы.
Им нужно глину бы месить,
Пинать бы ими прокажённых.
Ходить по сопкам и смотреть на них.
Как новоявленный жених
На грудь невесты смотрит исподтишка,
Он изучает все соски,
Колени, суставы, пальцы,
Углубления, мускулы,
Отложения, сухожилия.
Нет, я не смог бы жить без них,
Без этих ног.
Но как же я прожил всё это время,
Не зная, что у меня есть ноги,
Что они живут?
Их не было.
Да, видимо, нет.
Мне зеркало показывало бред —
Неясный, скомканный, прозрачный бесконечно, —
Туманило мозги.
И я не видел в нём ни зги.
И боль, усталость, мышечная
Радость после ходьбы и бега,
Мне не давали знания о них.
Маршировали на парадах,
Носились в поисках ночлега,
Спотыкались о естественности и отсутствовали.
Они дарили хлопоты сопутствуя,
Переживанья недостатка красоты,
Тромбофлебит, подагру,
Необходимость брюк, раздумья.
Но не было их отродясь.
И вдруг я понял:
Доказательство существованья
Бога – единственное,
Это – человек.
Я понял: у меня есть ноги.
Теперь уж точно есть навек.
Я видел горизонт релятивизма
С утёса, вознесённого над синевою моря,
Поглотившего на вечное хранение паруса,
Флагштоки, детали катастрофы,
Чёрный юмор, хаос передышки.
Надежда здесь не утонула,
Надежда здесь посеялась
В том монументе, что вознесли
Скорбящие потомки
Над утонувшими…
Обломки
Не всплывали.
Огнями берег жил,
Тела искали с вертолётов.
И местный житель ночлег предложил
Вспотевшим от страдания,
Что спаслись не все.
На этом утёсе я триста лет таращился,
Купите полную версию книги и продолжайте чтение
Купить полную книгу