– Я растрогалась от удовольствия, – заявила певица, вздернув подбородок, – что поставила вас на колени после всех оскорблений, что вы себе позволяли в наши прошлые встречи.

– А, вот значит как, – потянул Франц, – и теперь я прощен?

– Я так и не услышала извинений, – беззаботно пожала плечами девушка и закурила еще одну сигарету, красивым, царственным жестом. Она теперь определенно чувствовала себя хозяйкой положения и наслаждалась этим, вернув себе контроль над ситуацией. И над мужчиной, по-прежнему сидевшим у ее туфель, хотя его самочувствие уже заметно улучшилось и позволяло ему снова встать на ноги, не заваливаясь в сторону.

– Вам нравится, когда перед вами стоят на коленях? – перешел в наступление Франц и его затуманенный алкоголем мозг с готовностью поддержал идею проверки границ дозволенного. Он легко коснулся пальцами щиколотки певицы и прочертил почти невесомую линию вверх.

Леманн сделала вид, что ничего не произошло.

– Грубияны? Да, – ответила она на вопрос.

– То есть вы из тех фройляйн, которые любят, когда их называют «моя госпожа»? – продолжал мужчина, пока его рука преодолевала расстояние до колена, отодвигая в сторону мягкую и прохладную наощупь серебристую ткань подола. Не встретив никаких возражений, он коснулся внутренней стороны бедра девушки и по ее телу пробежали мурашки. Впрочем, лицо певицы оставалось по-прежнему невозмутимым и абсолютно нечитаемым.

– Помилуйте, нет, – нервно рассмеялась она, но останавливать Франца не спешила, – я просто хочу уважительного отношения к себе.

– Ммм?

Мужчина коснулся губами нежной кожи рядом с острой коленкой, внимательно вглядываясь со своей позиции собеседнице в глаза. Леманн храбрилась и ее волнение выдавало только сбившееся, частое дыхание.

– Если вы позволите, прекрасная фройляйн, – прошептал Франц, обжигая ногу девушки дыханием, – я могу попросить у вас прощения по-своему.

– Я… – девушка сглотнула ком, но не нашлась что ответить. Она слабо кивнула и, словно даруя благословение на все дальнейшие действия, положила кисть на голову мужчины, снова робко поглаживая его волосы.

Этот жест окончательно выбил остатки здравомыслия из головы Франца. Он легко избавил девушку от серебряного, под тон платью, белья и за бедра пододвинул ее ближе к краю кресла, разводя шире ее худенькие коленки, чтобы поудобнее устроиться между них.

Она оказалась влажной, горячей и терпкой на вкус. И все такой же сдержанной, потому что Леманн тут же прикусила кулак, не позволяя стонам вырываться изо рта. Можно было предположить, что особа, работающая в кабаре, будет раскрепощенной и смелой в любовных делах, но девушка словно стеснялась собственных проявлений страсти. Она позволила себе лишь сильнее сжать кудри Франца в кулаке, при этом отчаянно стараясь не издать ни звука. Как будто кто-то мог услышать их за гомоном пропоец в зале. Как будто кому-то вообще было дело до того, чем тут занимается фройляйн Леманн и с кем. Впрочем, вопреки всем трудам Рената, влажные хлюпающие звуки и тяжелое дыхание были вполне красноречивыми.

Кончая, она прокусила собственную руку до крови и чудом не выдрала Францу клок волос. Колени девушки затряслись так сильно, что даже будучи изрядно пьяным, мужчина испугался, что у нее случится приступ эпилепсии или какой-нибудь припадок контузии. Она соскользнула с кресла и оказалась на полу рядом с ним, отчаянно цепляясь Франца за плечи, словно теперь и у нее пол уходил из-под ног и ей срочно понадобилась какая-то опора среди этой круговерти.

На щеках Леманн были слезы. Она прижалась лбом ко лбу Франца и закрыла глаза, тяжело дыша.