Но не только книги начали интересовать Яшку. Помимо всего, ему очень понравилось вслух и громко декламировать какие-нибудь торжественные стихи о родине и петь патриотические песни о Ленине или бригантине. Это был такой подъём, такая радость! Чего только стоила самая любимая, слёзно-торжественная песня «Орлёнок, орлёнок, взлети выше неба…». При этом Яшка обязательно должен был стоять на стульчике и чуть ли не кожей ощущать, как взгляды взрослых скользят по нему, а их губы непроизвольно шепчут:

– Какой маленький, а уже такое выдаёт!

Жаль было лишь одного: голосок у него негромкий, а в детсадовской группе всегда находился кто-то, кто мог декламировать и орать песни про Ленина громче Яшки. Этого счастливчика всегда и ставили на стульчик первым. Взгляды взрослых скользили только по нему, а их губы шептали то, что изначально предназначалось лишь Яшке:

– Какой маленький, а уже такое выдаёт!

Каждый раз на утреннике после окончания декламаций и песен все, включая взрослых, принимались веселиться вокруг новогодней ёлки или портрета вождя, если это был какой-то из пролетарских праздников, а Яшка с обидой убегал в полутёмный коридор и вполголоса, чтобы никто не услышал, но чётко и внятно, как мог только он один и никто другой, проговаривал прочитанные не им стихи и пел спетые не им песни. И так это выходило драматично и прекрасно, что на глазах всегда выступали невольные и счастливые слёзы. Но в то же время ему очень не хотелось, чтобы кто-то его в этот момент увидел.

Только после этого для Яшки начинался праздник. Он утирал кулаком слёзы и опустошённый возвращался в зал, где бренчало пианино, раздавались громкие голоса, а дети водили хороводы по указанию воспитательницы или просто бесились уже без всяких указаний.

Хоть он и по-прежнему был уверен, что мир устроен подло и несправедливо, а слава достаётся вовсе не тому, кому предназначена, обиды как-то сами собой рассасывались, и в его маленьком наивном сердечке начинала теплиться новая надежда на то, что не всё ещё потеряно и главное впереди. Его час непременно настанет, и все услышат, как замечательно и артистично Яша Рабинович поёт песни и декламирует стихи. Даже Ленин и орлёнок в этом не сомневались и ждали своего часа.

Но долгожданная слава и известность всё не приходили… Впрочем и сегодня, пожалуй, когда он давно распрощался с детством, ожидать особо нечего. Хотя в сердечке до сих пор не угасает надежда – та, наивная, детская, а по спине всё так же пробегает лёгкая радостная дрожь в предвкушении будущего триумфа…

У Яшки сегодня есть всё, что нужно для жизни: жена, сын, квартира, работа, машина, собаки, и… всё равно он до сих пор не чувствует себя самым счастливым человеком на свете. Какая-то маленькая незаконченная деталь, что-то незавершённое из прошлого – постоянно ускользают от него.

Когда-то в детстве ему очень хотелось иметь крохотный перочинный ножик, мимо магазинной витрины с которым он проходил сто раз на дню, отводя взгляд и завистливо вздыхая. Этот ножик был самой заветной его мечтой. Маленький, с ладошку, с перламутровой рукоятью в латунном обрамлении и блестящим лезвием, которым ничего нельзя было порезать, только если поцарапать… Но это было пределом мечтаний. Ножик непременно должен лежать в его кармане и греть ладонь своим перламутровым теплом.

Однажды он всё-таки накопил денег из тех, что выделяли родители на школьные обеды и наконец купил себе его! Каким же счастливым человеком Яшка ощутил себя тогда, честное слово! Все мечты сбылись… Все без исключения!

А сейчас? Куда делся тот счастливый перочинный ножик? Никак не находится. Потерялся, наверное. Но… ощущение былого счастья тем не менее осталось, и оно до сих пор греет Яшкину душу… Нет больше в магазинах таких ножиков – а жаль…