Для сестриц Яшка всегда был мелюзгой пузатой, которая постоянно путалась под ногами и лезла в их девчачьи секреты. Поэтому они всячески демонстрировали свою неприязнь, что Яшку, естественно, не на шутку обижало. Ему очень хотелось доказать этим великовозрастным гордячкам и зазнайкам, что он тоже чего-то стоит, а кроме того, уже вполне состоявшаяся личность, с которой нужно считаться, а не только по принуждению старших делиться игрушками и защищать от уличных хулиганов.

И хоть его мало интересовали их бантики, фантики и тряпичные куклы, как и сестрёнок – Яшкины машинки и оловянные солдатики, он стиснув зубы пытался участвовать в их девчоночьих играх. Но самая жуть наступала, когда они принимались играть в великую во всех поколениях дворовую игру «классики». Беда состояла в том, что для этой игры Яшка был крайне неповоротлив и неуклюж. Искусство скакать на одной ножке и не заступать за обозначенную мелом черту так и не привилось ему до сего времени. Футбол с дворовыми пацанами давался лучше, но это уже не входило в сферу интересов аристократичных кузин.

Яшкины родители работали с утра до ночи, поэтому мальчика постоянно оставляли под их присмотром на весь день. Честно признаться, опека сестрёнок тяготила Яшку не сильно, тем более, они сами стремились под любым предлогом исчезнуть с его глаз, чему он не противился и за что был даже благодарен.

Предоставленный самому себе, он очень быстро понял, что любые его самые сумасбродные поступки ни наказанию, ни поощрению не подлежат, но только до тех пор, пока не стали известны взрослым с их крайне непредсказуемыми реакциями на совершённое. Поэтому он мог без опасения искать и находить себе занятия по душе. Даже без оглядки на сестёр, вынужденных опекать его. Впрочем, и у них были свои маленькие девчачьи грешки, о которых Яшка великодушно не рассказывал взрослым. Хотя иногда ох как хотелось добавить в их бочку мёда свою маленькую, но ядовитую ложечку дёгтя…

А когда, научившись читать ещё до школы, Яшка неожиданно для себя открыл, что книжки существуют не просто для красивого стояния на полках, но ещё и для чтения, и занятие это весьма интересное и нередко захватывающее, то резко ограничил контакты с сестрёнками. К всеобщему обоюдному удовлетворению.

Теперь до поступления в школу у него появилось неоспоримое преимущество перед ними. И Яшка этим неслыханно гордился. Им-то, беднягам, нужно ежедневно делать уроки, и девиц почти насильно усаживали на два часа за большой письменный стол в их комнате, наглухо закрывали дверь, чтобы «этот карапуз» не мешал своими вопросами и приставаниями. А «карапуз» то и дело с загадочным видом прохаживался туда-сюда у закрытой двери, прислушивался к тоскливым звукам, доносящимся изнутри, и душа его переполнялась восторгом. Он был предоставлен самому себе, а тюремщицы сами отбывали двухчасовое заключение!

– Так вам и надо! – язвительно шептали его губы, и с сознанием выполненного долга он возвращался к вольному чтению любимых книжек.

Но и тут он долго усидеть не мог, так как просто обязан был с кем-то поделиться своим счастьем. Однако чаще всего никого вокруг не оказывалось, а нарушение тишины не допускалось. И ещё неизвестно, как бы отнеслись взрослые, если бы он принялся кому-то рассказывать о переполнявшей его радости.

Единственная горькая мысль портила Яшкин ежедневный двухчасовой праздник: скоро и ему придётся идти в школу, и тогда его тоже станут запирать на иезуитскую процедуру приготовления домашних заданий. Только ведь сестрёнкам легче – их заперли вдвоём, и они могут хотя бы поболтать друг с другом, а ему придётся тянуть лямку в одиночестве…