Подруга – творческая личность, у которой особые отношения со временем, расписаниями и прочими атрибутами обыденной жизни, поэтому все боялись, как она доберется в Бен Гурион через Дубай, и следили за ее перемещением в общем чатике, который почему-то назывался «шкаф», хотя, что уж тут говорить, на шкаф я была похожа меньше всего. Мы с Ленкой поехали в аэропорт встречать подругу. Ленка боялась, что ту не впустят в Израиль, я же была уверена, что впустят, так как Господь должен был дать мне последний шанс на спасение. И ее впустили. Подругу мы узнали не сразу, она коротко подстриглась, немного поправилась и стала носить вишневое вместо черного.

Она протусовала у меня несколько дней, демонстрируя железную выдержку и терпение в ответ на все мои провокации, смотрела лекции каких-то то ли бабаджи, то ли сахаджи, короче индийских гуру, и фильмы про доктора Асмолова, который, кажется, сто с чем-то лет назад преподавал физкультуру в Новой Бухаре в гимназии моего дедушки. Среди одноклассников дедушки были дети из гарема эмира Бухарского… но, впрочем, я увлеклась, и это совсем другая история.

Творческая подруга ходила ночами купаться в море, забывая код от входной двери в три часа ночи под моим балконом, таскала меня в сорокаградусную жару на блошиный рынок Пишпишим прикупить сувениров, фотографировала граффити Флорентина, два часа уговаривала меня пойти купаться в море и, спасибо ей, в этом преуспела. Как ни странно, несмотря на мои вопли «Я никуда не полечу!» в день отъезда мы выехали в Бен Гурион с двумя моими чемоданами. Ленка купила мне мой любимый айс-кофе, помахала нам рукой, надеясь, что на ее паспорт тоже наклеят стикер, начинающийся с цифры два – означающий «очень даже благонадежна», когда она будет улетать из Израиля. И мы полетели. Летели мы через Анталию.

Подруга сказала, что любит сюрпризы и неожиданности и так ненавидит, когда все идет по плану, что никакого плана у нее нет. Мы побродили по жаркой Анталии, подруга даже искупалась, пообедали под ее восторженные реплики: «Посмотри, как тут красиво!» – Тут? Что? А, ну да.

Она периодически спрашивала меня: «Катя, где ты сейчас?» или грустно констатировала: «Ты не здесь».

В общем, из Анталии мы прилетели в Москву, и через пару дней друзья отвезли меня сюда, то есть в дурку.

Я скинула тринадцать кг и хожу в худи, трениках, трусах и носках своей подруги, бюстгальтер (или лифак, как говорит мой лечащий врач), кроксы и футболка Дианы Арбениной «Переживем» (подарок артиста) – из личной коллекции «модели». То ли Козетта, то ли Гаврош. Голова седая: корни отросли, хвостик и очки. Судя по тому, что санитары уже два раза спрашивали про моих подруг: «Это ваша дочь?», выгляжу я не очень. На свой возраст, а то и старше.

Весь персонал тут очень приветлив и дружелюбен. Девочки на раздаче еды уже выучили мои вкусы и дают мне один белый, один черный хлеб или наливают побольше любимого чаю с лимоном в мою желтую пластмассовую чашку, а не, как обычно, в пластиковый стаканчик. Медсестры улыбаются и небольно ставят капельницы, извиняются, если пришли позже, чем обычно: «На пятом этаже было много заборов крови, мы брали кровь и ставили капельницы сразу, чтобы лишний раз не травмировать пациентов». Санитарки спрашивают меня: «Катя, ну когда же тебя выпишут? Ты же вроде нормальная. С виду», или: «А ты, я смотрю, шустрая». Они ко всем обращаются на ты, но в этом скорее слышится не грубость и пренебрежение, а родственная забота. «Давай сюда свой остывший ужин, я тебе разогрею, мой хороший».

С другой стороны, конечно, правила пребывания в психиатрической клинике тут не нарушаются. На окнах и в лестничных пролетах – решетки; окна и двери без ручек, персонал ходит со своими ручками-открывашками. Некоторые особенно строгие медсестры следят, выпил ли ты таблетки, и иногда – со мной такое случилось однажды – просят открыть рот, показать, что таблетки проглочены. Правда, иногда особо сообразительные пациенты таблетки или выплевывают, или прячут в карман, но это волшебным образом (кругом камеры) довольно-таки быстро становится известным. И им приходится выпивать таблетки под строгим надзором.