Между щелбанами и бросками костей у них шла неспешная беседа, которая потугами водяного завсегда склонялась в одно и тоже русло.

– Да ночка сегодня и впрямь чудесная, – начинал издалека Тритоха.

– Чего в ней чудесного? Морось да сырь.

Бульгун метнул пару костей. Те звонко застучали по панцирю и, скатившись на дно, остановились. Выпало шесть и пять.

– Так в этом вся и прелесть, в повышенной влажности. Я в сушь и духоту плохо себя чувствую даже на дне озера.

Водяной взял кости и, подув на них, вроде как заклиная, бросил на панцирь.

Выпало три и два.

Тритоха скривился. Леший осклабился.

– А мне начхать. Теперь и подавно. Что теплынь, что волглость, все равно. Так, одиннадцать минус пять получается шесть. Давай свой толоконный лоб.

Тритоха покорно подставил голову и леший настучал ему щелбанов по разности сумм выпавших костей.

– Я тебе одну умную вещь скажу, только ты не обижайся! – потирая натруженный лоб, как бы между прочим проронил водяной. – Вот, послушал бы ты паря умного Тритоху, сейчас бы горя не знал.

– Ты, о чем это, дружище?

Бульгун вновь подобрал кости и лихо закрутил их на панцире.

Выпало три и два.

Водяной приободрился в предвкушении сатисфакции.

– А о том! – Тритоха не стал лишними словами отпугивать удачу, закрыл глаза, что-то там прошептал одними губами и пульнул кости.

Открыл глаза и опять скривился – выпало у него три и… один.

Над озером разнесся гулкий звук очередного щелчка по лбу.

– А о том, – продолжил водяной прерванную речь, – что жениться тебе надо было и уже давно. Да и сейчас покамест ещё не поздно.

– Да кому я теперь нужен, без хозяйства, без леса, – вздохнул Бульгун и бросил удрученный взгляд в ту сторону, где за лесом, простиралось болото.

– Не скажи, – не согласился с ним Тритоха. – Ты леший молодой, с головой, с характером твердым, у тебя ещё все впереди. За тебя, только свистни, любая пойдет. Главное, чтобы жена умная попалась. Умная жена из любого вахлака человека сделает.

– Вот как раз человека из меня делать никому не позволю.

– Да это приговорка такая, – пояснил водяной. – Я имел в виду, что в нелюди выведет. Возьмём хоть мою Ундину. Умница, красавица, рукодельница – вылитая Марья-искусница – только с плавниками и перепонками на руках и ногах. Ну чего задумался, метай кости!

Бульгун рассеяно взял кости и бросил не глядя. Выпало две шестерки.

– Бульгун ты случаем не жульничаешь?

– Что, не понял?

Леший не без участия Тритохи окунулся в свои невеселые мысли.

– Я говорю, ты случаем не мухлюешь?

– А-а, да нет. Зачем?

– Ты смотри, играй честно!

– Да честно я играю. Бросай давай!

Водяной взял кости и стал их трясти в сведенных ладонях. Решив, что уже достаточно и кости прониклись чувством ответственности, Тритоха бросил их на панцирь.

– Твою пустыню! – ругнулся водяной. – Что за невезуха!

Безответственные кости выдали две четверки.

– Нельзя было вам выпасть так на прошлом ходу!

Тритоха в сердцах сплюнул в воду, опомнился, что запрещено даже водяным в воду плеваться (особенно в озера, колодцы и кружку супруги после ссоры) и опять заглотил свой плевок вместе с несколькими зазевавшимися водомерками, отчего закашлялся.

Бульгун незаметно улыбнулся. Захохотать не осмелился, зная обидчивость водяного.

– На этот ход бить не буду! – сжалился леший над водяным.

Тритоха не стал опротестовывать его решение, а продолжил загонять лешего в свои «сети».

– Жена заставляет тебя думать вдвойне, за себя и за неё. А как детки пойдут, тут уж не зевай, успевай и думать, и вкалывать. Особенно когда их, деток, столько сколько у меня. Почитай тридцать три, если уже не больше. И все-то дочки у меня раскрасавицы, разумницы, а какие разрукодельницы, свет белый ещё таких не видывал. И все как одна – икринка к икринке.