– А Тимофей Аркадьевич давал согласие на пребывание здесь?

Антон умел поддерживать беседы.

– Да, письменное согласие на лечение обязательно. Курите здесь, поболтаем еще, а то такая здесь тоска, а посещения скоро начнутся, сейчас прием лекарств.

Алиса растеряно озиралась на серые стены, плохо понимая услышанное. Валентин придвинулся к ней, зашептал о том, что очень доволен тем, что идет серьезный диалог о судьбе Тимея, вот, если бы еще подтянуть из института коллег, поднять верных студентов, общественность, чтобы приструнить бессовестных детей.

– Включаясь в реальность – бытовые дрязги и дележку, он действительно становится умалишенным. Память после трагедии стала очень избирательной. Но, видите ли, им неприятно, чтобы кто-то узнал о болезни знаменитого папочки. Он почти не выходит отсюда уже второй год. Дело запутанное. У всех на устах – Тимей, а то, что он живой человек, никому нет дела. Его по фамилии никто и не знает, кроме учеников! Распродали и забыли. У вас лицо как-то странно изменилось, вам лучше выйти на воздух. Антон, мы будем на улице, – тот ответил кивком, не отвлекаясь от доктора, взятого на прицел цепкого взгляда.

– Мир всегда катился в сторону, противоположную от Бога. Нашкодившие дети, мы вдруг понимаем это и вскрикиваем, вот это и есть творчество. Вскрикиваем, но вновь продолжаем расточать душу на пустяки, питающие зверя. Всегда были овцы и будут волки, а мы будем сторониться и тех и других. Что горевать об овцах, которым вырывают живьем сердце, а они молчат?! Порою думающий человек не видит в себе хищника, поедающего ближних. Так поздно приходит откровение – познание радости в элементарных вещах, таких, как свободно прогуляться в магазин за сигаретами, а хоть бы и за картошкой, самому сварить себе кофе, если хочется именно кофе, а не пить больничную бурду. Мы не замечаем легкости телодвижений, пока владеем собой и спохватываемся, когда той жизни осталось на полпинка. Я сидел на перевале, курил самокрутку, я не ел уже три дня, пил из ручья и вдруг открылась красота, я чуть вниз не свалился от восторга. Все проблемы ерунда, пока здоров, волен в своих желаниях. Радость быть своим в собственном мире хотя бы потому, что ты сам сделал этот выбор! Да, просрочен паспорт, и нет визы в ту страну, куда я ночью буду переползать, да могут прихватить, но я постараюсь прошмыгнуть. Получилось, многое получилось, но многое оказалось ненужным. Когда зарезали Сашку у собственного подъезда – одного из компаньонов, я был румяным пузаном в подштанниках, набитых валютой. Мы могли бы откупиться, но я был вне действия сети. Я бродил по странам, теряя скарб и уже не сокрушаясь об этом. Люди они везде люди, кто-то поможет, кто-то прогонит. Злые, добрые, смешные. Солнце светит для всех, в этом и есть сущность Бога, которого мы ищем.

Валентин размышлял вслух, мало беспокоясь о том, слушает ли его Алиса, сыгравшая роковую роль в судьбе Тимея. Антон шел к ним по аллее в распахнутой дубленке, лениво вздымая ногами искристые всполохи. Алиса засеменила ему на встречу. Он поднял ей ворот и замер. Что сказать? Мелочи утрясутся, можно организовать гуманитарную помощь, присылать передачи, уйти в сторону от самой встречи, сохранив свой уклад жизни. Ненужное касательство к прошлому, глупо отрицать это. Он не побледнел, а как-то погас, руки на ее плечах отяжелели и у нее подогнулись ноги или просто каблучки соскользнули с твердого следа.

– Что надумала, лиса-Алиса? Пойдешь все-таки? Одна или нужна поддержка?

– Вместе, конечно, вместе. Мне очень страшно увидеть его не таким, как представляла.